Зена и Габриель с трудом вытолкнули брошенную повозку на дорогу. Повозка уже не была такой роскошной, как когда китайские посланники только приехали в ней - краска облезла, дерево растрескалось - но она еще была в весьма приличном состоянии.
"Идем, Габриель - осталось совсем немного. У нас нет времени".
Габриель остановилась, утирая с глаз пот. "Это твой самый невероятный план, из всех, какие ты придумывала, Зена, - она расстроено пнула узкое колесо. - Ты уверена, что не можешь использовать силу Лао Ма, чтобы сдвинуть ее с места?"
За спиной Зены засмеялась Ева.
Зена снова толкнула повозку. "Нет, - бросила она через плечо. - Не могу. Ты собираешься просто стоять и смотреть, или все-таки поможешь?"
"Уфф, - Габриель удалось приподнять одно из колес и еле-еле поставить его на камень. Она снова остановилась передохнуть. - А почему нет?"
"Потому что, - сквозь зубы произнесла Зена, - так силу не используют! И к тому же, она не даст нам устроить ловушку этому ублюдку!"
Габриель вздрогнула и взялась за повозку с удвоенной силой.
Почти час спустя они вытащили повозку на маленькую проселочную дорогу, которая, к счастью, шла вниз под уклон. Однако когда они, наконец, пересекли последний поворот и увидели свою цель, был уже полдень. Дорога закончилась. Впереди простирался луг, резко обрываясь где-то в двухстах шагах впереди, и там под ярким солнцем блестела синяя вода.
"Хорошо, - Зена поднесла руку ко лбу, закрывая глаза от солнечного света. - Кажется, мы на месте".
Габриель с внезапным страхом сглотнула. "Ты уверена, что это хорошая идея?"
Зена испытующе взглянула на нее. "Если у тебя есть получше, я готова ее выслушать!"
Габриель вздохнула. "Понятно".
Они закрепили колеса камнями от внезапного проворачивания и пошли к пропасти, отклоняясь назад от уклона, чтобы сохранить равновесие. Габриель уперлась в землю пальцами ног, останавливаясь позади дерева у обрыва, и посмотрела вниз. Там был берег, песчаный, с беспорядочно разбросанными по нему искореженными кусками металла и дерева, возможно, от недавнего сражения. Если там были какие-нибудь тела, вероятно, их захоронили. Волны набегали на песок и таяли, растекаясь. Габриель ухватилась за ствол дерева, чувствуя необычайную легкость. Она услышала хныканье Евы в ее свертке.
Рука Зены дернула ее назад. "Стоп, не так быстро. Сначала нам надо сбросить туда повозку!"
Габриель поспешно отступила, все еще в какой-то беспечной прострации. "Ээ... Спасибо".
"Нет проблем. Давай, идем".
Они вернулись назад и отбросили камни от колес. Всё, что затем потребовалось - один легкий толчок, и повозка покатилась к обрыву, сначала медленно, затем всё быстрее, пока не понеслась по склону с такими ужасными скрипами и визгами, что Габриель испугалась, не развалится ли она прежде, чем докатится до обрыва.
Повозка подергалась на краю, колеса прокручивались в воздухе, и секунду спустя они услышали треск ломающегося дерева, из которого была сделана повозка.
Зена потянула Габриель в сторону, к струящейся вниз дорожке. "Думаю, нам лучше пойти более длинным и медленным путем".
Они спустились на берег, затем осторожно прошли по краю скал, чтобы не оставить на песке следов. Всё, что осталось от повозки, валялось вокруг в районе двадцати шагов по диаметру, деревянные обломки вонзились в песок под разными углами как сломанные кости, на ветру развевались обрывки материи.
Зена остановилась в нескольких шагах от этого места. Она огляделась, сдвинув брови, размышляя о чем-то, затем отступила назад. "Пожалуй, здесь".
"Так - как мы это устроим?" - спросила Габриель, идя вслед за Зеной к указанному месту. Она решила, что теперь уже поздно бояться, но ее сердце билось отчетливо гулко и слишком сильно. Вариантов все равно нет. Или так, или - Минг Тьен.
Зена опустилась на песок, вытаскивая Еву из одеяльца, которое отбросила затем в сторону. "Он придет за нами, Габриель - сомневаюсь, что он даже дождется до сумерек, если только почует, что мы от него сбежали. А в том, что он это может, я не сомневаюсь. Мы ему необходимы - я, или Ева - а может, ты..."
"Я?" - пискнула Габриель.
"Возможно, если он планировал использовать ключ, ему может понадобиться тело. Может быть всё, что угодно, но Ключ ему необходим. Мы необходимы. Так что, - Зена принялась сыпать на себя песок, - он попытается забрать то, что ему нужно".
Габриель повторила действия Зены, засыпая себя, свою одежду, затем помогла повторить процесс над Евой. Ребенок хихикал и ползал рядом с ними, в восторге от обретенной вдруг свободы перемещения.
"Думаешь, он на это купится?" - Габриель постаралась, чтобы ее голос звучал уверенней, чем она себя чувствовала.
"Готова спорить, что да, - Зена окинула ее серьезным взглядом. - Мы должны покончить с этим раз и навсегда, понимаешь?"
"Да, Зена, понимаю! - Габриель чуть не зарыдала, чувствуя себя ужасно и не в силах совладать с собой. - Это снова повторилось, да? Только я подумала, что всё позади! Если бы я не убедила тебя открыть эту проклятую книгу..."
Зена не дала ей закончить. "Если бы ты этого не сделала, Минг Тьен все равно бы нашел способ вернуться. А сейчас мы можем его победить. Навечно, - ее глаза смягчились, и она крепко обняла Габриель, поглаживая ее засыпанные песком волосы. - Не вздумай себя обвинять, Габриель. Мы со всем справимся. Всё будет прекрасно, слышишь?"
Габриель обняла ее в ответ. "Я постараюсь".
Зена бросила взгляд на Еву, сидящую на песке рядом с ними, затем снова посмотрела на Габриель. "Ну что, устроим себе похороны, да? - с этими словами она растянулась на песке, искоса глядя на побелевшую испуганную Габриель и усмехаясь. - Давай, постарайся, это твой звездный час".
Габриель кивнула, затем глубоко вдохнула и бросилась на холодный песок, как можно старательней изображая случайное падение. "Готово", - позвала она, и песок щелкнул у нее на зубах.
Прежде, чем она смогла описать свои ощущения, она почувствовала, как ее веки тяжелеют, а тело цепенеет. Она попыталась заворочаться, но обнаружила, что не в силах двигаться. Почему-то это ее не испугало. Прямо перед тем, как ее глаза закрылись, она увидела Еву, растянувшуюся на песке так же, как Зена рядом с ней. А затем всё погасло.

Встреча с военачальником заняла всё утро, но вот, наконец, она закончилась, и Арес смог насладиться битвой на мечах в преддверье завтрашнего сражения, отражая удары пятерых, а затем и шестерых противников - пока еще только оценивая солдат, но, по крайней мере, некоторые из них имели амбиции, и даже какие-то таланты - возможно. Арес развернулся и ударил по мечу ближайшего к нему солдата, едва не пронзая его живот. Солдат умело его блокировал.
"Не плохо", - кивнул Арес, одновременно разворачиваясь и блокируя еще два удара. Этот стоил его внимания.
Его пронзила острая боль, так внезапно, что он споткнулся, и три лезвия прошли сквозь него, не причиняя ему никакого вреда и появляясь с другой стороны. Солдаты, которые их держали, потеряли равновесие и попадали, как костяшки домино.
Теперь уже Арес не мог игнорировать это. Зена. Что-то случилось!
Он исчез без единого слова. Ошеломленные воины, моргая, смотрели на сине-белый свет, оставшийся от бога.
"Куда он?"

Водоворот зеленого света, засверкавший над лугом, на миг явил зубчатые чешуйки дракона, прежде чем сфокусировался в одной точке и превратился в тощего молодого человека. Он, казалось, парил над травой, его длинные расшитые одежды растворялись в тумане там, где должны были бы быть ноги.
"Зена! - прокричал он, и гнев в его голосе пронесся вихрем по траве, от края леса к обрыву. - Зена!!"
Его глаза, дикие и пылающие зеленым, похожие на драконьи, промчались по лугу, остановившись на двойном глубоком следе, ведущем к пропасти. Короткий смешок исказил его лицо.
"Как самоотверженно с твоей стороны, Зена! Но - недостаточно. Мертвой ты для меня не менее полезна - разве не замечательно?"
Он с разбега совершил прыжок вниз с утеса, раскинув руки в стороны, чтобы плавно приземлиться на песок внизу.
"Какое милое дитя, - сказал он сладким голосом. - Какая жалость, что тебе пришлось сбросить ее с обрыва, Зена! Посмотри, она вся испачкалась. Но не волнуйся, я за ней присмотрю, обещаю!"
Он снова рассмеялся и наклонился к телам, лежащим на земле, останавливаясь и глядя на личико Евы. "Я здесь, крошка, не бойся", - проворковал он, наклоняясь поцеловать ее крошечное холодное лицо.
... Зена вся извивалась внутри себя, тьма давила со всех сторон - но она могла слышать его, рядом, так близко - всего в одном шаге, в одном касании...
Губы Минг Тьена, бледные и призрачные, коснулись кожи ребенка.
... Зена закричала в беззвучном триумфе - она победила!...
Взрыв, казалось, последовал разом от всех трех тел на земле, но это Зена бросила сквозь Еву, через их связь, всю силу, какую могла вызвать, мысленно надеясь, отчаянно надеясь, что Габриель будет достаточно сильна, чтобы принять ее, выдержать, не разрушив связь.
Она слышала, отчетливо, как Минг Тьен визжал в пораженной агонии, и затем все звуки объединились в единую стену белого шума.
Мгновение спустя она знала, что он исчез.
Теперь был только вопрос времени, когда она и Габриель наберутся достаточно сил, чтобы преодолеть заклинание и очнуться. Всё было кончено. Она позволила себе расслабиться.
"Эй, смотрите!"
Зена сосредоточилась, возвращаясь в сознание. Здесь кто-то был!
"Это - ребенок, сэр - и две женщины. Они все мертвы".
"Идем дальше, Маркус - мы их потеряем, если не поспешим. У нас нет времени, центурион нас убьет. Скорей, вперед, не останавливаемся..."
... Зена почувствовала холод, она бы вздрогнула, если бы могла. Римские солдаты? Здесь? Тартар!! Она мысленно закричала, приказывая им уйти. Мгновение спустя шаги действительно стихли....
"Боги!" - снова зазвучал голос. - Смотрите! Ребенок. Он еще дышит!"
"Хорошо, помогите ему избавиться от мук, и уходим!"
... Должно быть, ее разбудило прикосновение Минг Тьена! Они собирались убить Еву! Зена отчаянно сопротивлялась заклинанию, неподвижность внезапно перестала быть ее союзником, теперь она была ее злейшим врагом, но всё было бесполезно, она была слишком слаба...
"Нет, она в полном порядке!"
"Как она могла бы выжить после такого падения? Это знак, Маркус! Я отнесу ее центуриону. Октавиан будет счастлив ее увидеть!"
... Нет, нет, они не могли забрать ее ребенка! Нет, она все еще находилась под действием собственного заклинания и не могла двигаться, не могла им помешать! Зена вызвала всю силу, которая у нее оставалась, пытаясь дотянуться до Габриель, чтобы вместе преодолеть заклинание, но не могла, не могла...
Шаги стихли вдалеке, вместе с усталым хныканьем Евы.
... Арес!! Крик пришел откуда-то изнутри, из такой глубины, что по пути он исказился до неузнаваемости, и нельзя было сказать, был ли он порожден ужасом или отчаянной необходимостью, и она знала, что он был и тем, и другим. - Арес! Спаси ее, будь ты проклят! Помоги ей!..

Арес материализовался посереди своих покоев на Олимпе, сразу же, едва только появившись, открыл портал на Зену. Где она была? Он нетерпеливо ждал, пока изображения примут форму.
Вот! Он думал, что узнал пляж - и в тот же миг его пронзил холод. Тело Зены, неподвижное, лежало на песке.

... Зена почувствовала удар теплоты, что-то, пытающее связаться с ней - Арес? Во имя всех богов, она убила бы его за то, что он чуть не дал тем римлянам забрать ее - их - дочь...
Лао Су упала на песок. Позади нее остался след, уже исчезающий, зыбкий, след дракона, Минг Тьена. Она встала и подбежала к телам на земле. "Габриель! Зена - о нет... Габриель... "
... Арес!!! Это не он! Не он, не он - почему не он? Он что, оглох?! Зена думала, что почти справилась с заклинанием - почти, но еще нет, "почти" никогда не было достаточным - Арес! Проклятье, да где же ты?..
Лао Су рыдала. "Я не смогла его вовремя остановить, он был слишком силен - я не остановила его... " Ее маленькие руки коснулись лиц двух женщин.
... Зена побеждала свое тело - Лао Су! Нет!..
Пронзительный крик девушки продолжался долю секунды, потом ее тело, дико изогнувшись, стало сжиматься, словно уменьшаясь, возвращаясь назад во времени. Ее волосы стали мягкими, лицо приобрело детскую округлость, всё тело стало меньше...
... Знание - непредусмотрительность - угрожали дать Зене уже ненужный совет: девушка вобрала в себя силу, которую разделили она и Габриель - и которой уничтожили тьму Минг Тьена, и теперь эта сила уничтожала Лао Су, год за годом, пока не дошла до времени ее полной невиновности - и затем и ту Лао Су, полностью. Почему девчонка не послушала ее, зачем она последовала за ними?! Проклятье - Арес!!!
... Все еще в эфире, Арес слышал ее крик, слышал, как она зовет его, ее голос становился всё отчаянней - где? Где она была? Он искал всюду, изо всех сил крича ее имя, множество раз - и затем нашел ее - но было слишком поздно, он знал это, и кричал, выл...
Арес появился на берегу, за мгновение до того, как тело Лао Су, теперь крошечное и пухленькое, взорвалось огнем.
... Арес!!!
"Зенаааа!"
... было слишком поздно, он знал и кричал, выл - их голоса слились в единый вопль ужаса...
Он подбежал к рухнувшей повозке, не желая верить в это...
... Арес... Зена чувствовала, как последние остатки силы исчезают, и холод отчаяния накрывал ее, увлекая за собой в забвение.
... и затем он уже один кричал, ее голос исчез...
"Зена! Ева!!"
В дыме гаснувшего огня исчезла детская фигурка. Арес разбрасывал в стороны тлеющие угольки, ища дочь, его руки были по локоть красными от огня, и он кричал, снова и снова: "Зена! Ева!!" - словно молитву, словно надеясь, что какое-то невероятное волшебство сможет вернуть Зену, сможет превратить эту золу назад в его ребенка, какой она была секунду назад - но было слишком поздно. Зола, смешавшаяся с влажным песком, липла к его коже.
Их больше не было.
Медленно, крайне медленно, Арес встал, не обращая внимания на черноту на его руках, на остатки катастрофы вокруг. Он встал на колени между Габриель и Зеной, его руки цеплялись за тело Зены, за ее руки, ноги, он встряхивал ее, будто движение могло вернуть ее - но она оставалась безвольной куклой в его руках, ее голова откинулась в сторону, в пародии на жизнь. И всё. Это был конец.
Он опоздал.

Он, должно быть, сидел там очень долго, на песке, на коленях, перед ней, как будто она была богиней, а он - смертным, пришедшим поклониться ей, потому что, в конце концов, свет стал серым, затем синеватым, и солнце зашло.
'Обычный день', - думал он, поднимая голову, оглядываясь вокруг. Небо все еще имело розоватый оттенок от заката, волны с шипением разбивались о берег позади него. Где-то прокричала птица.
Это было бессмысленно, что она вот так - ушла, забрав с собой их ребенка, а мир продолжал жить своей жизнью, будто ничего не случилось. Он поднял глаза на утес, затем оглядел берег - разбитая повозка, поодаль валялось обуглившееся с одной стороны дерево. Всплыли воспоминания о том, как он разговаривал здесь с Афиной - прямо здесь, над этим берегом - он спалил то дерево, рассерженный ее уколом. Могло ли оно не дать повозке упасть? Мог ли помешать он?
Его собственные мысли вернулись, проносясь обрывками тумана - "сначала я закончу с делами, а уже затем проведаю ее" - и он бы заплакал, если бы знал, как это делается.
"Я убил ее", - прошептал он безразличному ветру. Единственным ответом был крик еще одной птицы вдалеке.
Он больше не хотел размышлять, думать - это причиняло слишком много боли.
Он хотел погрести ее, затем передумал, вместо этого поднял невесомое тело Габриель и исчез с ним. Мгновение спустя он вновь появился на берегу, уже более уверенный, его руки скользнули под тело Зены - ее голова откинулась назад, обнажая шею, он поднял ее выше, так, чтобы ее волосы не касались земли, затем снова исчез.
В пещере на высокой заснеженной горе Арес вырезал изо льда два гроба, без единой остановки, разместил их в центре пещеры. Он положил в них оба тела, песок с них уже исчез, и закрыл крышки.
В пещере была тишина неестественная, неживая. Время, казалось, здесь остановилось, и мир снаружи казался странным сном - слишком быстрым, слишком теплым.
Арес поднял с земли меч Зены и шакрам и воткнул их в лед, между двумя ледяными шкатулками, последняя дань. Он смотрел на ее лицо через пластину льда - и удерживал себя от желания освободить ее, пресекал мысли сделать что-нибудь - что угодно - чтобы вернуть ее. В нем вспыхнуло мгновенное негодование. Амброзия могла бы предотвратить всё это - и ему никогда бы не пришлось стоять у ее могилы!
Но она никогда не хотела амброзии. Теперь всё, что он мог сделать, это смириться с ее желанием. Странно - он никогда не понимал, что смертность дает такую тень, не понимал, что она несет в себе такой холод.
"Я знаю, что неверно относился к тебе", - проговорил он в ледяную тишину, под молчаливо отражавшимся светом. Он прижал руки ко льду, накрывшему тело Зены, и отчаянно хотел, чтобы мог ощутить холод, как смертный. Он оглянулся на тело Габриель, находящееся в таком же гробу. Подумать только, раздражающая блондинка была там, с ней. А он - нет.
"Она знала, что тебе нужно - безусловная, неэгоистичная любовь, я не мог тебе этого дать. Но я... " - дал тебе ребенка, он едва не сказал это, и тут же понял, что это прозвучит неправильным, будет неправильным.
"... я ценил в тебе то, что она не могла оценить - твою ярость, твою силу, - слова были острыми, как осколки льда, он заставил свой голос звучать ровно, - твою красоту".
Его пальцы вонзились в крышку гроба, он вынужден был остановить себя от того, чтобы проткнуть ее.
"Когда ты жертвовала собой ради других, ты принадлежала ей, - он хотел ненавидеть ее за все те выборы, которые она сделала - но не мог. - Но когда ты сражалась - ты была моей".
Он сделал паузу, проводя пальцами по сверкающей поверхности, запоминая это чувство, видеть ее лицо - такое безмятежное - подо льдом.
"Теперь вы вместе, - он сказал, не льду, но рвущемуся воздуху вокруг него. - Ева, заботься о маме вместо меня".
... Я не смог.
Слова Афины взорвались в его памяти: 'Она могла уже быть мертва, а ты бы понятия не имел'.
О, но он имел. И это не имело никакого значения. Никакого проклятого значения. Они все были мертвы. А мир продолжал жить.
"Я люблю тебя, Зена".

Позже, когда небо снов просветлело с приходом утра, Арес вышел из пещеры. Он отступил назад, с пустым лицом, и своей силой запечатал вход. Никто, бог или смертный, никогда не смог бы сюда войти.
Вечная жизнь была подарком во многих обличьях. Теперь он мог защитить ее - навсегда.

Ну что, продолжим? Кому интересен фик, говорим спасибо переводчику и поехали дальше.

Снаружи оказалось еще светлей и холодней. Скалы и заснеженные склоны были беспощадно сияющими под синим небом. Габриель и Зена отправились в путь вдоль отвесной ледяной стены, сопротивляясь пронизывающему ветру. Был ясный, безоблачный день; далеко внизу виднелись поля, дома, похожие на игрушечные, люди, суетящиеся вокруг них.

"Мы должны добраться туда", - Зена повысила голос, чтобы перекричать ветер.

"Как?" - прокричала в ответ Габриель, едва способная от холода даже пошевелить губами. Путь вниз, казалось, состоял преимущественно из ущелий и гладких острых промерзших камней.

Зена сильней стянула шнуровку на спине, и ветер стал ощущаться чуть меньше. "Очень осторожно".

Она оторвала полоску ткани от своей накидки, скрутила материал в тугой жгут и натянула, проверяя прочность полученного каната. "Вот так, должно сработать", - она передала один конец Габриель и показала ей, как повязать его вокруг талии.

Габриель взглянула в лицо подруги, мимоходом отметила посиневшие от холода губы, попыталась молча передать ей немного тепла. Зена отвернулась, посмотрела вниз, с горы. Затем она встряхнулась.

"Идем".

Спуск оказался тяжелым, но не настолько ужасным, как ожидала Зена. По крайней мере, им удалось ни разу не ступить на ненадежные камни, и, что более важно, избежать обморожения. Однако она и Габриель были уже без сил, когда, наконец, достигли маленького поселения у подножия горы, намного позже после наступления сумерек.

В шумном зале таверны было тепло и темно от дыма, и сильно пахло пивом и жареным мясом. В очаге поворачивались шампуры, золотисто-оранжевый огонь облизывал обугливающееся мясо. Хотя жар высушивал кожу Зены, он не проникал глубже. Внутри, там, где она хранила смех своего ребенка, ее глаза, ее сонные бормотания - там был только лед. Так было легче, со льдом, думала Зена с некоторой долей облегчения. И еще было легче не спрашивать себя, должна ли она была предупредить Ареса об их плане разыграть свою смерть. Ее удивила неявная тяжесть; она старалась не представлять сцену на берегу, момент, когда он, должно быть, нашел ее и Габриель у рухнувшей повозки под утесом, его лицо, когда он, по его мнению, осознал, что случилось. И какая-то темная часть ее жалела, что она этого не видела.

Зена покачала головой; не было никакого смысла думать о том, что могло бы случиться. Сны, которые она видела в Китае, темная фигура, стремившаяся отнять жизнь Евы, точно не укрепляли ее доверие к Аресу. Потом она поняла, что угрозой был не Арес, а Минг Тьен, но было слишком поздно. Всё могло бы быть иначе, возможно, только если бы она доверяла ему с самого начала.

Всё это было не важно, в любом случае. Было важно настоящее. Легионеры, которые взяли Еву, направлялись назад в Рим; если бы она сумела найти этого Октавиана, она нашла бы и Еву. Зена задумалась, со сколькими римскими командующими ей приходилось иметь дело.

В противоположность ей, Габриель внимательно и любопытно оглядывалась. Она указала на что-то на стене: "Как, по-твоему, что это?"

Зена посмотрела в направлении, куда она указывала, и пожала плечами. "Свиток".

"Я знаю, что это свиток, - Габриель нахмурилась. - Я имею в виду, что в нем?"

"Это по твоей специальности, - сказала Зена, удерживаясь от резкости. - Для меня свиток - это свиток". Где была еда? Она хотела отправиться в путь, чтобы оказаться как можно ближе к Еве.

Габриель выскочила из-за стола и подошла к свитку, чтобы исследовать его. Зена не смогла удержать вспышку зависти. Даже в такой ситуации Габриель что-то интересовало. Она каким-то непостижимым образом умудрялась находить очарование в этом - в старых грязных кусках пергамента, как тот, что висел сейчас на стене таверны, вероятно, предназначенный закрыть какую-нибудь дырку.

"Боги!" - воскликнула Габриель, задев старика, оказавшегося рядом, так, что он разлил на столе свое пиво. Он бросил на Габриель раздраженный взгляд, который она игнорировала, протискиваясь мимо него назад к Зене.

"Ты просто не поверишь!" - проговорила она, ее глаза сверкали от волнения.

"А ты попробуй", - без особой радости улыбнулась ей Зена. Она пыталась говорить так, чтобы ее голос не прозвучал раздраженно. Если тот свиток не был картой самого короткого пути к Риму, она не хотела слышать о нем - но не было похоже, что у нее был выбор. Габриель не заметила ее безразличия, широко улыбаясь.

"Это - мой свиток, Зена. Мой! И вон тот - тоже... "

Зена пожала плечами, вытягивая под столом ноги. "Значит, они купили несколько твоих свитков. Рада за тебя".

Габриель нетерпеливо мазнула рукой. "Не несколько. Ты посмотри, на всех стенах, посмотри! Мои свитки на стене, Зена! Я написал их. Вот тот - об Элае... "

У нее за спиной зазвенел веселый смех, и появилась молоденькая симпатичная рыжая официантка, с супом и элем в деревянных горшочках. Она поставила дрожащий поднос на стол и уперлась руками в бедра.

"Мне жаль вас разочаровывать, но это невозможно, - сказала она с видом абсолютной уверенности. - Это не ваши свитки".

Габриель одарила ее уничижающим взглядом. "Думаю, я в состоянии признать свои собственные работы".

"Они, - девушка ткнула пухлым пальчиком на свитки, - были написаны сказительницей Габриель из Потейдии, - она с почтением выдохнула имя. Габриель и Зена уставились на нее. - Мама говорит, что они очень старые, - гордо добавила девушка. - По меньшей мере, такие же старые, как это место, им лет двадцать пять".

"Сомневаюсь в этом, - Зена пододвинула к себе бульон и опустила в него ложку. - Габриель написала об Элае в прошлом году. Если она говорит, что это ее свиток, то это - ее свиток".

"Спасибо!" - торжествующе сказала Габриель.

Официантка ошеломленно переводила взгляд с Зены на Габриель. "Хочешь сказать, ты... Ты - Габриель из Потейдии? - она произносила это медленно, словно признавая, что Габриель обладала двумя головами и извергала огонь. - Знаменитая сказительница?"

Щеки Габриель заалели. "Ну, не знаю насчет "знаменитой", но - да, я - сказительница из Потейдии, Габриель. Рада познакомиться".

"Ты сумасшедшая, - резко взвизгнула девушка, отступая назад к двери. Или лгунья. Всем известно, что Габриель из Потейдии исчезла двадцать пять лет назад, - чем жарче шла беседа, тем уверенней она становилась. - Бабушка когда-то дружила с Сиреной из Амфиполиса, знаете, она мать легендарной Зены. Бабушка отправилась поддержать ее, когда услышала, что Зена и Габриель исчезли. Уверена, они погибли, сражаясь с каким-нибудь ужасным монстром, - добавила она, смакуя свои слова. - Должно быть, это была ужасная битва".

Зена перестала есть, ложка остановилась на полпути к ее губам. Было жутко слышать, как девушка несет всю эту чушь. И все же...

"Ее сердце не выдержало, бедняжка, - продолжала девушка, вытирая слезу уголком передника. - Бабушка говорит, она так и не оправилась. Умерла десять лет назад, благословят ее боги".

Пальцы Зены клещами обхватили запястье девушки. "Повтори!"

"Ээ... Сирена умерла десять лет назад? - девушка рванула руку. - Позвольте мне уйти, леди!"

Вместо этого Зена только сильнее сжала пальцы. "Когда, ты сказала, Зена и Габриель исчезли?"

"Летом будет ужен двадцать пять лет. Эй, Библус, - позвала девушка через плечо мужчину за стойкой, - сколько лет прошло, как мама купила те свитки на стене?"

"Больше двадцати, наверное, - рявкнул он через общий шум, не отрываясь от кружек, которые он наполнял, - на четвертый или пятый год после нашего открытия. Мы заключили тогда стоящую сделку со всеми теми индусскими штучками".

Получив подтверждение, девушка снова повернулась к Зене и Габриель. "Ясно? Тогда закончили, - ее запястье освободилось, и девушка осторожно накрыла его ладонью другой руки. - И с вас пять динаров за еду".

Габриель механически отсчитала монеты, передала их девушке, впившейся взглядом в странных клиенток, и та ушла, бормоча себе под нос о пьянчугах и идиотах.

"Двадцать пять лет, - тихо повторила Зена. - Я не верю, - ее глаза встретились с наполненными ужасом глазами Габриель. - Но всё становится понятно: надгробная плита, гробы, твои свитки... И моя мать... - кровь отхлынула с лица Зены, ее пальцы дрожали так сильно, что ей пришлось сжать кулаки до побеления костяшек. Она облизала пересохшие губы и заставила их произнести одно слово. - Ева".

Не в силах осознать, Габриель только трясла головой, снова и снова, но разницы как будто не было. Тишина была долгой и невыносимой. Откуда-то издалека ее собственный голос спросил: "Что будем делать?"

Зена не отвечала в течение очень долгого времени. Когда ответ прибыл, ее голос был спокоен и ясен, но было странное примечание в этом, которое заставило Габриель чувствовать холодные капельки пота, сочащегося вниз ее спина. "Ничего не изменилось, Габриель."

"Но ..."

"Мы идем в Рим".

Она больше ничего не сказала, а просто взяла ложку и со сдерживаемой яростью вернулась к еде. Габриель секунду смотрела на нее, затем вернулась к своей тарелке. Какая-то часть ее сознания начала составлять балладу. Такое всегда пишут в балладах. Прошло двадцать пять лет, и столько всего случилось за эти двадцать пять лет. Огромная часть жизни - и прошла как одна ночь, а Ева... Как они смогут найти двадцатипятилетнюю женщину, которую не знают, среди всех жителей Римской империи? Откуда нужно начать поиски? Октавиан и его легион могли уйти очень далеко.

Все ушли далеко. Все и всё.

Невозможность этого терялась в невозможности всего остального, так что Габриель отбросила все мысли и последовала примеру Зены. Еда была простой и реальной. Она цеплялась за соломинку.

Позже той же ночью, когда Габриель спала, Зена вышла в маленький сад постоялого двора. Это был прямоугольный палисадник с цветами и ровными деревьями, все еще не покрывшимися листьями после зимы. Зена прикоснулась к гладкой липкой коре липы; она почти чувствовала, как бежит внутри сок. Но прикосновение ее не успокоило, как она надеялась. Каждый человек, с которым она и Габриель говорили, подтверждал историю официантки, добавляя новые детали, которые Зена не хотела слышать, и этот мир становился всё более реальным. Было невозможно в это поверить, и точно так же было невозможно это отрицать. Двадцать пять лет прошли, пока они спали, и ее ребенок, ее дочь, была безвозвратно потеряна, как и остальная часть мира.

Но не Арес. Что, если он искал Еву, нашел ее? Что, если надгробная плита лгала?

Зена уставилась в темное небо. Она должна была поговорить с ним! Было очень много о чем поговорить, чего потребовать. Каждый раз, когда он устраивал свои фокусы, он, по крайней мере, был рядом, наблюдал, как она выбирается из передряг. Но сейчас его здесь не было. Она не могла ощутить его присутствие, даже отдаленно. Это было - словно его вырезали из ее головы. Всё, его нет. Если ей и требовалось окончательное доказательство прошедших лет, оно у нее появилось. Было невероятно, что ее ощущение Ареса исчезло за двадцать пять лет, но необходимость чувствовать была иррациональной, почти животной в своей силе, как желание дышать под водой. Чем сильней Зена пыталась игнорировать это чувство, тем ярче оно становилось, пока она не убедила себя, что Арес стоял у нее за спиной, и стала оборачиваться на каждый шум, настоящий или воображаемый.

Зена прикусила губу; это было сумасшествие! Какой смысл пытаться звать его? Он думал, что она мертва, тем лучше. Она просто нашла бы, за что уцепиться в этом свихнувшемся мире, вот и всё. Всё еще надеясь, что это его очередная игра. С играми она могла справиться.

Она привыкла к необходимости сталкиваться с его не-слишком-утонченными манипуляциями, обоюдоострыми словами и планами, которые она была вынуждена нарушать, и всё прочее тоже. То, как он смотрел на нее, когда она позволила ему взять ребенка: неуверенный, немного смущенный, под маской беспечности. Ева, уютно устроившаяся в его руках, и необъяснимая теплота, поднимающаяся в Зене, смотрящей на них. Это ее удивило, и заставило открыто встретить задумчивый взгляд Ареса. Она не могла позволить ему увидеть ее сомнения. Однако Ева изменила что-то в них обоих; только легче было не забивать себе этим голову. Возможно, это была одна из причин, почему она так стремилась отправиться в Китай - убежать от Ареса, от постоянных встреч с ним. Не сработало. Каждый раз, когда она брала дочь из расписанной драконами кроватки, она вспоминала скрытое удивление в глазах Ареса, и затем, ночью, она металась в постели, просыпалась - раскрасневшаяся, от снов, которые задерживались в ее теле, все еще чувствуя легкое прикосновение его рта...

"Проклятье", - Зена перевела дыхание, злясь на себя. Ее кожа горела от жара на холодном ветру. На это у нее не было времени!

Прежде, чем она могла передумать, она прокашлялась и сказала: "Арес".

Она была рада тому, как это вышло - ровно и сильно, в синей ночи.

Она произнесла только раз, и всё тут же стало легче. Ее разум пытался спорить с надписью в ее гробнице, дыре в ее сознании, удерживая сомнения; беспощадно. Зена вырвалась на свободу. В чем бы ни заключалась ее связь с Аресом, она исчезла.

Единственные звуки в саду принадлежали ночи; Зена прижалась спиной к холодному стволу и слушала тишину. Итак. После всех ее многолетних попыток избавиться от Ареса, ей это, наконец, удалось. Наконец-то она была свободна.

Это было странное чувство. Чувство пустоты.

Афина покачала головой, в своем раздражающем покровительственном стиле. "Я думала, ты, наконец, переболел этим, Арес". Свитые в петельки шнурочки, свисавшие с ее золотого шлема, подпрыгивали при каждом взмахе ее головы, и сияние ее доспехов заставило бы сгореть со стыда лучший столовый прибор Геры.

Арес скорчил гримасу. "Ты здесь для того, чтобы прочитать мне лекцию о болезнях?"

Они оба сидели в дальнем конце длинного стола главной обеденной Олимпа. После полного сплетен и шума 'тихого семейного обеда', опустевшая зала напоминала Аресу огромный мраморно-золотой склеп. И, по его мнению, так было бы намного лучше.

Афина забарабанила пальцами по столу и сделала еще одну попытку. "Ливия хороша, даже слишком хороша. Но ей не быть великой. Ты это знаешь. Я это знаю. Так кого ты хочешь одурачить?"

"В этом и соль. Ей не нужно быть великой".

Афина недоверчиво посмотрела на него. "Ты готов предоставить свое особое покровительство смертной "широкого потребления"? "

Глаза Ареса распахнулись в поддельном ужасе. "Что, и вторгнуться на твою территорию? И в мыслях не было. Я видел твою новою чемпионку, - он с готовностью продолжал беседу, - Элейнус из Микен. Интересные пропорции. И, конечно, она нуждается во всей поддержке, которую только может получить".

Афина сжала губы. "Как бы сильно я ни любила твой талант к инсинуации, брат, но сейчас я беспокоюсь о других твоих талантах. Например, о таланте устраивать бессмысленные войны".

Арес достал свой кинжал и провел по лезвию кончиком пальца. "Ты забыла самое главное, сестренка. Эта война не будет очередной кровавой резней".

"О да, это будет не резня, а просто бойня, - Афина тряхнула головой. - Кроме того, что же случилось с другой твоей 'чемпионкой'? Вария, будущая королева амазонок - помнишь такую? И ты еще говоришь мне, что у тебя нет любимых воинов, Арес".

"У меня их нет. Вария тоже не особенная".

Арес наслаждался, видя, как скепсис на лице его сестры перешел в недоумение. Он вернул кинжал на пояс и потянулся.

"Уже много лет не было хороших битв. Ливия может дать мне их, и Вария тоже. Рим против амазонок, или амазонки против Рима, - он пожал плечами. - В любом случае, я выиграю. И кто знает, когда пыль осядет, может, у меня и появится моя великая чемпионка".

"Арес, - голос его сестры стал гораздо мягче, самоуверенная насмешка в ее светло-голубых глазах заменилась на что-то вроде сочувствия. - Не пытайся найти другую Зену. Ничего не выйдет".

Арес вздрогнул. Едва он услышал это имя - этот особый набор звуков - как внутри него что-то разорвалось, в пустоте внутри него - он хотел найти что-то, чего никогда не имел. Но, как бы то ни было, это не касалось Афину.

"Зена мертва, - сказал он почти легко. - Я живу настоящим. Ливия хочет сражаться за Рим, Вария хочет сражаться против него - не могу сказать, что здесь одни плюсы, но - эй! - битва есть битва".

"Зена ненавидела Рим".

"Зена мертва", - повторил Арес.

Афина чуть улыбнулась, без особого веселья. "Ты хочешь притвориться, что тебе плевать - что ж, вперед. Я даже сделаю вид, что поверила тебе, - она встала, золотые висюльки на ее шлеме зазвякали. - Но ты знаешь так же, как и я, что, когда пыль осядет, единственное, что останется, будет пыль. И никаких великих воительниц".

"Полагаю, их просто используют не по назначению, - Арес тоже встал. - И что, в этом есть какая-то глубокая мысль?"

"Да, ненужная война".

"Рассматривай ее как развлекательную войнушку".

"Я бы предпочла ее никак не рассматривать".

Арес пожал плечами. "В таком случае, тебе придется найти другой способ развлекаться. А у меня дела в Риме". Он начал исчезать, когда услышал возглас Афины.

"Стой! Что за дела?"

Арес усмехнулся и исчез в эфире. "Триумф".

Площадь перед роскошным дворцом была переполнена людьми, тысячами тысяч лиц, веселящейся болтающей толпой. Люди толкались с обеих сторон ограждающего каната, вновь прибывшие пытались вытолкнуть уже забитую площадь на соседние улицы, стремясь пролезть вперед и насладиться зрелищем. Стражники отталкивали их обратно, но без злости, они тоже были сегодня в невероятно хорошем настроении. Рим любил праздники, а какой праздник мог бы быть лучше триумфа римского генерала?

Наконец шум стих, и стражникам удалось удержать толпу за ограждениями, очистив холмистую дорожку в центре площади. Самые удачливые отстаивали свои места, отбиваясь от тех, кому повезло меньше.

"Сдвинь свою жирную тушу!" - задыхался рыжеволосый мужчина, пытаясь удержать левой рукой свою тогу, а правым локтем отталкиваясь от человеческой массы за ним, стремившейся насадить его на копья стражников.

"Мило... самый лучший способ ... приветствовать старого легионера, Гай Помпей!" - прохрипел другой мужчина позади него.

Рыжеволосый обернулся, узнав голос. "Юпитер! Не могу поверить! - он отступил назад, вытаскивая друга из толпы, изо всех сил пытаясь сохранить равновесие у ограждающего каната. - Маркус Серджиус! - он схватил предплечье мужчины в солдатском приветствии. - Ты, старый маразматик! Где ты был столько лет?"

Темное каменное лицо Маркуса Серджиуса осветилось усмешкой, проявившей кривой шрам, проходящий по щеке до мочки уха. "Теперь другое дело! Да я всё по провинциям - то здесь, то там, - сказал он тем же хриплым голосом. - Дела, - он последовал примеру своего друга и ухватился за ограждающий канат, сопротивляясь давлению зрителей позади них. - Как же здорово снова тебя видеть, Гай. Сколько прошло? Семь лет? Восемь?"

"Двенадцать лет, с нашей последней кампании".

"Так долго? - Маркус встряхнул головой. - Проклятье, даже не заметил, как время утекло, - оба мужчины вытягивали шеи, оглядываясь на огромную толпу. - Вижу, у тебя в волосах больше седины, чем у самого старика Октавиана", - усмехнулся Маркус.

Гай с облегчением пожал плечами. "Август, как он себя теперь называет. И если немного седины годится для императора всея Рима, разве может на нее жаловаться старый солдат?

Маркус начал было отвечать, но его слова заглушил пронзительный звук труб. Он сопровождался нарастающим гулом в толпе и, наконец, превратился во взрыв приветствий, едва вдалеке появились конные легионеры, с красными перьями на шлемах, раскачивающимися в такт поступи лошадей. Но не их приветствовала толпа.

Во главе роскошной процессии на великолепном белом жеребце ехала молодая женщина. Красный генеральский пояс был повязан у нее чуть выше талии, ее доспехи сверкали в солнечных лучах холодным огнем. Длинный хвост каштановых волос, отливал золотом в отраженной вспышке. Гордо вздернутый подбородок и вызов в глазах подчеркивали ее юность, но никто не смел ставить это ей в вину.

"Это она!" - закричал Маркус, и при виде молодой женщины толпа незамедлительно пришла в движение. Крики приветствий и лести гремели в воздухе, сперва неразборчивые, затем складывающиеся в синхронные возгласы: "Ливия! Чемпионка Рима!!" и "Любимица Фортуны!"

"Да уж, любимица, - ласково заметил Маркус, гордая улыбка появилась на его раненом лице, пока Ливия и ее гвардия величественно ехали к имперскому дворцу. - Ужасный ребенок, если бы меня спросили, уж я-то знаю!"

"Ой, да брось ты выпендриваться, - глаза Гая тоже были прикованы к процессии. - Ты не видели девчонку с тех пор, как ей стукнуло шестнадцать!"

"Верно, и я слышал, что дом ее родителей с тех пор не покидает удача. Это действительно благословение Фортуны! Учитывая, сколько нам пришлось намаяться с ее темпераментом".

"Тише ты, закрой рот, старый безбожник, - рассмеялся Гай. - А то прогневаешь еще Фортуну, а ведь благословение Богини Удачи даже такому как ты не помешает!"

Маркус охватил смех. "Если кто и в силах справиться с моей Ливией, так только Фортуна! Неудивительно, что она навернулась с того утеса без единой травмы. Даже Плутону в Подземном Царстве она не нужна!"

Гай со сдержанным восхищением покачал головой. "Девять лет на поле битвы, Маркус, друг мой, и, говорят, ни единого шрама. Можешь смеяться, но девочка просто заколдована, говорю тебе".

"О, я не собираюсь спорить, - Маркус повысил голос, чтобы перекричать очередные приветственные возгласы, раздававшиеся вокруг них: процессия как раз проходила мимо двоих беседующих солдат. - Если уж подвиги на поле битвы - не доказательство ее непобедимости, то тогда даже и не знаю что".

Ливия ответила толпе легким кивком, но ее глаза не отрывались от дворцового балкона перед ней. С прямой спиной и торжественным видом, в генеральских доспехах, величественно сидящая в седле - было в ней нечто, не оставлявшее сомнений ни у кого из зрителей, что они лицезреют Чемпионку Рима, любимицу Фортуны, новоявленную Римскую Богиню. По площади пронеслась новая волна приветствий, пока процессия продолжала свой путь, демонстрируя результаты кампании: золото, галльских рабов, снова золото. Пленные в цепях были мускулистыми, высокими, угрюмыми мужчинами и женщинами с густыми бровями, они все выглядели именно так, как и должны были выглядеть варвары в представлении римлян: Ливия предусмотрительно отобрала трофеи. Толпа это любила. Ливия подняла руку, снова приветствуя поклонников.

"Ливия, чемпионка Рима, - сказал Маркус Серджиус с почтением, совершенно не похожем на его прежнее легкомыслие. - Воистину Ливия, хотя и стала она Ливией не при рождении. Она будет императрицей, помяни мое слово, Гай".

Гай смотрел на Ливию, с красным плащом на плечах, а вспоминал брошенного ребенка, которого он и Маркус привезли своему командиру, Октавиану, много лет назад. Даже тогда девочка имела решительный вид, оглядываясь вокруг. Императрица?

"Я в этом не сомневаюсь", - сказал он.

Тишина накрыла толпу, едва с балкона, открывая его, спустился пурпурный занавес.

"Приветствуем Августа Цезаря, божественного императора!" - прокричали легионеры, как только к краю балкона подошел мужчина с лавровым венком на голове. Внизу Ливия чуть склонила голову, продолжая смотреть на императора. Толпа на площади вновь взорвалась в оглушительном приветствии, на этот раз адресованном императору.

Август поднял руки, и толпа стихла.

"И снова Фортуна улыбнулась своей любимице! - его голос пронесся по площади, подхваченный вдалеке глашатаями, с искренним восторгом повторяющими каждое слово императора. - Она улыбнулась Риму! Рим - великий, граждане! Рим - великолепный! И слава его в тысячи раз увеличена этой женщиной, избранницей самой Фортуны! Славьте Ливию, чемпионку Фортуны и защитницу Рима! Ливия!"

Толпа подхватила имя и кричала его, Ливия оставалась на прежнем месте, и ни один мускул ее не двигался, только лицо пылало удовлетворением, столь самоуверенным и жестоким, что даже высоко на своем балконе Август ощутил его силу в гордом шоке. Он смотрел на нее сверху вниз: такую красивую, такую ужасную, с такими ярко сверкающими глазами, словно она была настоящей богиней. Она была его собственной ручной пантерой, а на самом деле - ничем из этого: она не была ручной, не принадлежала ему. Но всё можно изменить.

Август улыбнулся своей чемпионке, стараясь не обращать внимание на стук своего сердца при хищном изгибе ее губ, и решился. В конце концов, это Фортуна послала ему Ливию. Давно было пора принять ее подарок.

Он сделал едва заметный жест, продолжая махать толпе вместе с остальными, его доброжелательная улыбка не изменилась. "Когда церемония окончится, сопроводите генерала в мой дворец, - сказал он, не глядя на слугу, которому отдавал приказ. - Сегодня вечером я ужинаю с Чемпионкой Рима".

1

Еще один постоялый двор, еще одна ночь. Точно такой же, как огромное множество других постоялых дворов, попадавшихся им по пути от горы Этны, а теперь и в предместьях самого Рима. Мужчины горланили пьяные песни, деревянные ложки стучали о миски. Габриель, наклонив голову, разгадывала свои красные потрескавшиеся руки, держа в них чашку с чем-то, претендовавшем называться вином. Тревога. Дни превращались в недели, и по-прежнему не было никаких признаков Евы. Было тяжело верить, что что-то может измениться.

Приторный праздничный воздух в городе вызывал тошноту, но было как-то странно уютно чувствовать себя невидимками в толпе. И Зена была права: военное торжество притянуло сюда нужных людей. Все эти солдаты, слоняющиеся по городу, их родные, друзья, подружки, висящие на них - разве мог быть шанс лучше отыскать ребенка, унесенного легионерами?

Рим, как обычно, имел очередное "общепризнанное" поверье: говорили, что непобедимый генерал имел покровительство Богини Удачи. Были странные истории о происхождении женщины. Все они были весьма различны, но сходились в одном: крошка Ливия, обнаруженная какими-то солдатами, с ранних лет проявляла невероятный интерес ко всему, что касалось военного ремесла, а теперь была фавориткой императора.

Если бы Габриель услышала эти рассказы несколько недель назад, она, вероятно, разделила бы подозрения Зены; но было слишком много разочарований, слишком болезненно было снова подарить ей надежду, а потом видеть лицо Зены - когда надежда в очередной раз разрушалась.

Однако проверить, конечно, стоило. Просто чтобы убедиться. Им не удалось разобраться на параде, так что всё, что им оставалось, это заглянуть на постоялый двор, где наверняка должно было быть немало солдат Ливии. Это был уже пятый за ночь; Габриель сомневалась, что Зене повезло больше, чем ей. Они договорились встретиться здесь, но пока еще ее не было видно.

"А, - Август приподнялся на локте, едва распахнулась дверь в обеденный зал. Он покрутил в руках свиток, который читал, и отложил на узкий стол перед своей кушеткой. - Приветствую тебя, дорогая".

"Август", - Ливия слегка улыбнулась на приветствие и прошла к низенькому столу, накрытому на двоих. Она знала, что ее платье тесно облегает ее, а шлейф при ходьбе скользит следом, и она знала, что Август это заметил.

Покои были огромны, стены скрыты гобеленами, изображающими славу Рима: вот Ромул и Рем, вскармливаемые волчицей младенцы; там, у окна, триумф великого Сципиона Африканского... Внимательные глаза Ливии перешли к гобелену над кушеткой Августа - новому, его нити еще были яркими и незапыленными: Фортуна, прекрасная в своем облике Фортуны Нынешнего Дня, возлагала на голову генерала лавровый венок. Генерала? Ливия с удивлением отметила легкое покалывание удовольствия, когда, приглядевшись, поняла, что это была она! Это ее голову венчала богиня на гобелене, это она: Чемпионка Фортуны.

"Нравится? - нетерпеливо спросил Август, проследив взгляд Ливии на стене позади него. - Я заказал его, как только до нас дошли вести о твоих победах в Галлии".

"Просто прекрасно, - Ливия с некоторым сожалением отвела глаза от сцены. Она на миг задумалась, был бы он таким же благосклонным, проиграй она кампанию, но тут же прогнала бесполезную мысль. Поражения в ее планы не входили. - Я польщена, Цезарь".

Август в ужасе вздрогнул. "Забудь титулы, Ливилла, умоляю", - он открыл рот, чтобы сказать больше, но Ливия обошла стол, приблизилась к изголовью его кушетки и обвила руками его шею, наклоняясь поцеловать его в гладко выбритую щеку. Она ощутила, как сбилось дыхание Августа, и крепче сжала его шею.

"Думаю, мы обо всем забудем", - прошептала она, целуя его другую щеку, задерживаясь чуть дольше, чем предполагалось при простой благодарности за его покровительство. Она позволила ему эту детско-наивную форму своего имени только потому, что знала: это заставило его чувствовать себя ближе к ней - а такая иллюзия была ей весьма полезна. Никто уже много лет не смел называть ее так. С того дня, как ей исполнилось шестнадцать, и... В общем, с тех пор, как она перестала быть Ливиллой.

Август чего-то хотел от нее, чего-то серьезного.

"Мм... Сядь, дорогая, - он, наконец, восстановил дар речи. - Я хотел бы узнать твое мнение в одном вопросе".

Ливия сидела на стуле с прямой спинкой напротив кушетки Августа, сцепив руки на коленях, чтобы скрыть их дрожь. Ожидание вызывало у нее головокружение. "В каком же?"

Габриель снова оглядела зал. Они с Зеной прочесали город вдоль и поперек, как и каждый город на их пути сюда, но какой смысл? Всё, что Зена знала, было то, что одного из мужчин звали Маркус, но это было так же бесполезно, как и то, что их командира звали Октавиан. Потребовался не один день, чтобы выяснить, что Октавиан был никем иным как Августом, нынешним императором, но вреда от этого известия было больше, чем помощи: он был командиром всей армии. Конечно, он мог бы знать что-то об этой Ливии, но вряд ли они могли ворваться во дворец и потребовать аудиенцию - хотя Габриель не сомневалась, что, если понадобится, Зена это организует...

"Надеюсь, вы не обидитесь за мою грубость, барышня, но здесь не место такой хорошенькой леди как вы".

Габриель подняла глаза на бордовое лицо коренастого мужчины лет пятидесяти, с такой же кружкой вина как у нее. Несмотря на крупный белый шрам, пересекавший его щеку от носа до уха, он выглядел достаточно дружелюбно, и Габриель выдавила улыбку.

"Я бывала в местах и похуже, - она пожала плечами. Позади него дверь открылась и закрылась, впуская холодный ночной воздух и еще одного посетителя. Не Зену. - Я жду подругу".

Мужчина вопросительно взглянул на стул напротив нее, и Габриель кивнула, моментально проверив, на месте ли саи в ее сапогах. Мужчина сел.

"Вы не отсюда, верно? - он поставил кружку на стол, с любопытством ее оглядывая. - Совсем одна, на пригородном постоялом дворе, - он взглянул на серебряные наручни на запястьях Габриель. - Значит, сражаешься?"

"Можно и так сказать".

"Амазонка! - мужчина усмехнулся, демонстрируя щель между зубами. Он протянул руку для приветствия. - Кстати, я - Маркус Серджиус".

Маркус?

"Габриель, - она пожала его руку, более внимательно оглядывая его. Определенно, старый солдат, раздобревший, но явно не забывший свое доблестное прошлое.

"А вы? - легко спросила она. - Вижу, вы из легионеров".

Маркус хрюкнул. "Кто был легионером, всегда будет легионером".

"Вы служили под командой Ливии? - продолжила вопросы Габриель. Он, без сомнения, был слишком стар, чтобы участвовать в кампаниях Ливии, но она нарочно направила беседу в этом направлении. Если он вообще хоть что-то знал о командующем Римскими войсками...

К ее неожиданности, Маркус вздохнул. "Я не участвовал в кампаниях больше десяти лет, барышня. Я прибыл в Рим на триумф моей девочки".

Габриель навострила уши. "Вашей девочки?"

"Ливия. Ее называют Чемпионкой Рима, но для меня она всегда будет сопливой малявкой, которую я нашел, вопящую, среди трупов на каком-то забытом богами поле битвы".

Волнение внутри Габриель исчезло, перейдя на гнев на себя. Снова она совершила ошибку, заранее начав надеяться, и снова она в тупике. Еву не оставляли на поле битвы. Всего лишь еще одно разочарование.

Ничего особенного, напомнила она себе. Она слышала истории такого рода слишком часто за всё то короткое время, что они находились в Риме. Каждый солдат, казалось, в какой-то момент находил Ливию, и она ничего не потеряла, выслушав еще одну версию. А вдруг была бы польза.

"Вы сами нашли Ливию?"

Маркус рассмеялся. "Клянусь своей жизнью. Она была такой крохой, наверное, ее спасла только благосклонность Богини Удачи. Удивительно. Я сам ее поднял, вот этими руками, - он протянул свои огрубевшие ладони Габриель, - и отнес моему центуриону".

Габриель изобразила снисходительное посмеивание. "Знаете, а вы уже шестой человек в Риме, который говорит мне, что именно он нашел Ливию. И все истории разные".

"Пожалуйста, сперва угощайся", - сказал Август, взмахом руки указывая на богато уставленный стол.

"Спасибо", - Ливия укротила свое нетерпение услышать что-то, что собирался сообщить Август, и потянулась за хлебом, приправленным оливковым маслом. Она едва прикоснулась к пище, слишком нервничая, чтобы иметь аппетит, и ощущая себя довольно неуютно в этом огромном дворце, не в своей тарелке после долгих месяцев проведенных под открытым небом.

Этого никогда бы не случилось.

Ливия выпрямила спину, стараясь казаться воспитанной и сдержанной - два качества, которые она давно научилась демонстрировать по первому требованию. Она добавила в свое поведение немного чувственности, совсем чуть-чуть. Августа нужно обрабатывать осторожно. Любой промах сейчас стал бы катастрофой.

Она исподтишка оглядывала Августа из-под темных, нарочно опущенных ресниц. Он немного постарел с их последней встречи, но все равно он оставался производящим сильное впечатление мужчиной: с мягкими глазами и, возможно, способным проявить слабость - но ничуть не менее привлекательным - его власть удерживала баланс. Власть, сила - и слабость. Мощная комбинация.

Август прокашлялся. "Я хочу сделать тебе предложение, дорогая".

"Ну что ж, - сказал Маркус - В таком случае не стану утомлять вас еще одной историей".

Габриель начала протестовать, утверждая, что вовсе не возражает услышать эту историю еще раз, но Маркус продолжал. "Я часто ее навещал, просто чтобы увидеть, как она освоилась в новой семье. Они с ней хорошо обращались, с моей Ливиллой, но эта девчушка всегда искала большего".

Его глаза стали печальными и мокрыми, железный взгляд солдата потеплел от вина и чувств. "Она доверяла мне все свои секреты, ну, я так думаю. А потом ей стукнуло шестнадцать, и сказала, вот как сейчас помню: 'Я решила, каким хочу видеть мое будущее, Маркус Серджиус. Я спросил, каким, и Ливия посмотрела мне в глаза и объявила: 'Я собираюсь вести римскую армию'."

Габриель внимательно слушала его, как она слушала всех предыдущих мужчин, рассказывавших ей такие истории. Маркус казался довольно честным человеком, и ей так хотелось просто взять и поверить ему. Она разглядывала свое темное вино, затем чуть пригубила кубок. Обретенный опыт был горьким.

"И что затем случилось?" - спросила она.

"Я, проклятый дурак, просто посмеялся над ней. Ливилла, сказал я, это не самое подходящее занятие для девушки. Ну, зачем тебе армия? - Маркус печально покачал головой. - Она уставилась на меня своими огромными глазенками, так холодно, как она практиковала это на своих родителях, но до этого - никогда не применяла на мне, и сказала: "Я это сделаю". И вот тогда я в последний раз ее и видел - до парада".

Габриель не могла не испытать сочувствия к этому мужчине, и ей пришлось напомнить себе, что такие истории не имели ничего общего с правдой. Однако ее симпатия была подлинной. "Вы действительно ее любили, да?"

"Любил? - он негромко засмеялся. - Она не из тех детей, кого легко любить, о, у нее были такие коготочки. Если встанешь у нее на пути - так только потому, что она сама тебя туда поставила, - Маркус допил до дна и встал. - Но я видел ее первые шаги, при мне она прочитала первую карту. Я дал ей ее первый кинжал. Когда об этом стало известно, меня чуть не уволили, но Ливилла всегда добивалась своего. Так что, когда она захлопнула передо мной дверь, это было, как если бы дверь передо мной захлопнул мой собственный ребенок, понимаешь?"

Габриель потерла лицо. На нее слишком много всего свалилось. "Да, я знаю". Она пожала руку мужчины в усталом прощании. "Спасибо за историю".

"Ты хочешь на мне жениться", - Ливия изо всех сил пыталась сохранить на своем лице маску безразличия - что было так трудно, ведь внутри у нее всё ликовало, ее сознание кричало: Победа. Рим! Императрица Рима!! Ей показалось, что она прикусила язык до крови, и она отвела взгляд, чтобы Август не увидел ее триумфа.

"Правильно, моя дорогая, - вежливо улыбаясь, проговорил император. Теперь он сидел за столом, выпрямившись, и затем потянулся, чтобы взять руки Ливии в свои. - Понимаешь, с точки зрения политики, это будет блестящий союз. Любимица Фортуны и Рим, рука об руку - что может быть более естественно?"

"Понимаю", - констатировала Ливия, все еще не доверяя себе достаточно, чтобы взглянуть на него. В ее висках стучало, чего никогда раньше с ней не бывало; восхитительная дрожь возбуждения бежала сквозь каждый мускул ее тела.

Август неверно расценил ее тон как неуверенный. Он сильнее сжал ее руки, массируя своими пальцами ее ладони, поглаживая ее запястья. Каждое его прикосновение еще сильней заостряло ее нервы, так что ей пришлось сжать кулаки. "Этой причины Сенату будет достаточно. Но я не поэтому хочу на тебе жениться, Ливиилла".

Ливия подняла на него глаза.

"Еще много лет назад, когда тебя ребенком принесли мне, я знал, что ты будешь особенной. А когда я снова тебя увидел, уже ставшую взрослой женщиной, утверждающую, что тебе подчинены Фортуна и Война, мне не пришлось долго размышлять. Я знал, что это твоя судьба".

Август подался вперед; Ливия почувствовала, что он коснулся пальцами ее запястий, затем переместил их выше, по оголенной коже ее рук. "Я ждал каждой победы, Ливилла, - шептал император, - каждого завоевания, сделанного тобой во славу Рима... - он остановился на сгибе ее локтей, его внимание захватили ее наманикюренные ногти. - Но чего я на самом деле ждал - это увидеть тебя".

Ливия закрыла глаза, наслаждаясь мгновением. Наконец-то! Вся ее боль, все ее планы, всё, что она делала - это всё окупилось! Арес был абсолютно прав. Рим будет у ее ног.

Она открыла глаза, чтобы позволить Августу увидеть, как они блестят от непролитых слез. Он поднялся и подошел к стулу Ливии, опустился перед ней на колени, взял ее руки. "Я люблю тебя, Ливилла, - сказал он. - Выходи за меня ".

Ливия хотела смеяться, кричать, найти храм Ареса и принести жертву, целовать его и чувствовать поток силы, протекающий сквозь его поцелуи... Всего этого было бы недостаточно, полная эйфория этого мгновения превосходила всё, что она могла представить даже в самых диких своих мечтах. Император Рима, стоящий перед ней на коленях, как юный влюбленный глупец! Это было безумием - это было ее. Всё ее. Всё.

"Я выйду за тебя, Август, - сказала она и заглянула в его поднятое к ней лицо: такое сильное - и такое слабое.

Император поднялся с колен, с крайней торжественностью предлагая Ливии свою руку, помогая ей встать. "Я поговорю с Сенатом как можно скорее, - сказал он. - И мы поженимся".

"Но не прямо сейчас".

Август казался пораженным.

Ливия взяла его вторую руку. "Повремени пока с объявлением, Цезарь. Я хочу сделать тебе свадебный подарок".

Маркус кивнул. "Пожалуйста. И береги себя - в этом городе", - Габриель смотрела, как он опытно прокладывал себе путь в узких проходах между столами, и увидела, как выглядящий пьяным мужчина оказался перед Маркусом...

"Эй! Смотри, куда идешь, придурок! - раздался грохот, и оба мужчины упали, спутавшись туниками и конечностями; стол трещал, пока они отчаянно пытались встать в тесном пространстве... За потоком проклятий моментально последовал звук глухого удара.

"Маркус!" - Габриель незамедлительно была там, подавая солдату свою руку. Маркус поднялся на ноги, тяжело дыша. Увидев подходящего владельца таверны, второй мужчина поспешил удалиться.

"Как я говорил, барышня, - Маркус вымученно улыбнулся, в уголке его губы была струйка крови, - Предместья - не самое лучшее место в Риме".

Красная капля с его подбородка упала на пол; Габриель посмотрела вниз, провожая ее взглядом. Там лежало что-то маленькое, будто бы рваное... Она наклонилась, чтобы поднять вещицу, и задохнулась.

Рука Маркуса стремительно накрыла ее руку, закрывая от нее вещицу. "Спасибо", - сказал он, поворачиваясь, чтобы уйти.

"Подождите! - завопила Габриель, затем вспомнила, что следует говорить тише. - Как... Откуда это у тебя?"

Маркус открыл ладонь, задумчиво глядя на предмет. В тусклом мерцающем свете таверны, украшенные бусинками кисточки и полоски плетеной кожи выглядели крошечными и бесполезными, но сердце Габриель колотилось, она знала, что это такое. Символ права касты амазонок. Ее собственное право касты, если на то пошло. Или, точнее, Евы.

Она чувствовала необычайную легкость, и тошноту, и Габриель не могла впустить мысль, стучащуюся в двери ее совести. Откуда-то издалека она слышала слова Маркуса: "Я хочу дать его Ливии, - вроде бы говорил он. - Это - единственное, что у меня осталось от нее..."

Перед глазами Габриель плавали круги от света факелов. Конечно, старое поле битвы! Как она могла забыть, что пляж, на котором они потеряли Еву, был усыпан искореженным металлом, сломанными стрелами... В углу позади нее кто-то начал петь.

"Всего доброго", - услышала она голос Маркуса. Холодный воздух из открывшихся дверей сжал ее горло, заставляя казаться невыносимой жар таверны.

Зена должна была скоро вернуться.

Ненамного позже тем же вечером Маркус обнаружил, что потерял маленький кулон. Он подумал, не вернуться ли той же самой дорогой в таверну, но понял, что всё будет бесполезно. Возможно, было эгоистично столько лет держать кулон у себя и не отдавать его Ливии... А теперь... Теперь у него не было никакого повода увидеть ее - никакого.

Он остановился на зловонной улице Предместья, не обращая внимания на бегущих мимо крыс и людей, и оглянулся. Узкая полоска неба была черной, беззвездной, и луна казалась бледной и потерянной, какой всегда она казалась в городе. Зря он пришел в Рим.