РЕЙТИНГ: NC-17

Даже не знаю, как представить вам этот фикшин))) в общем, читайте... и желательно высказать свои мысли касательно прочитанного.

Он издалека смотрит на нее, стоящую у подножия креста с висящим там телом. И есть еще другие кресты с другими телами, множество; весь воздух дышит кровью и смертью. Ему не видно ее лицо, но он знает, что она страдает, и прямо сейчас Арес этим мрачно, злобно доволен. Он отказался бы от всего мира ради ее любви, а она использовала его как пешку - заставила его страдать больше, чем он запомнил за время, когда был смертным. Так пусть и она тоже страдает.

Он подходит ближе; и, как только Зена напрягается, даже спиной к нему, ему становится ясно, что она уже чувствует его присутствие.

“Она великолепна, правда? Похоже, она побила твой рекорд по количеству трупов, которые ты оставляла за собой в ее возрасте”.

Она не вздрагивает и даже не поворачивает к нему головы. “Она моя дочь, мерзавец”.

“А почему, как думаешь, было так легко воспитать ее такой?”

На этот раз она ничего не говорит, и Арес знает, что задел нужную струну. Это был ее худший страх, конечно; что глубоко внутри, под всем ее Высшим Благом она все-таки злая в сердцевине - и передала это зло своему ребенку. Ему всё равно, как она это называет; крови было более чем достаточно, это он ей и сказал. Он не может сказать ей, что любит ее, так что он говорит единственное, что может сказать.

“Дай мне ребенка, и другие боги никогда не узнают, что Ева жива”.

Она поворачивается к нему; на ее лице странная улыбка, которая могла бы быть почти нежной. “Лучше я отправлюсь в ад”.

Всё в нем напрягается от мощнейшего гнева - Проклятье, Зена, почему ты не можешь полюбить меня! - и он мгновенно широким шагом сокращает расстояние между ними, оказывается прямо перед ней, с силой хватает ее за плечи. “Я не прошу тебя, а предупреждаю. Если я не получу того, что хочу, все Олимпийцы отправятся за головой твоей дочери!”

И тогда ее лицо каменеет; быстрая вспышка боли в ее глазах - но тут же сменяется льдом. Когда она говорит, ее голос сухой и острый как бритва, словно стегает кнутом. “Хорошо”.

Ошеломленный, он отпускает ее. Она только что... Он не уверен, чего он ждал, но не этого, определенно. Он выдавливает из себя: “Что?”

“Хорошо, - она снова это повторяет. - Сделка заключена. Вперед, - на этот раз уже она сама хватает его, ее руки вцепляются в его жилет. - Хочешь сделать это прямо здесь? - ее губы кривятся в насмешливой улыбке, она кивает на трупы. - Тебя это возбуждает, Арес? Ты так это себе и представлял?”

“Зена”, - он запинается, его сердце колотится так сильно, что он слышит, как кровь стучит в ушах. Она отступает и заводит руки за спину, принимаясь расстегивать нагрудные латы, не спуская с него глаз, и он, чуть ли не паникуя, обнимает ее и во вспышке света и дыма переносит их обоих прочь отсюда.

Он переносит их в свою крепость, в личные покои с большой кроватью, застеленной черными простынями. Он машет рукой, зажигая свечи. Он так долго мечтал об этом мгновении; но сейчас всё совсем не так. В его сердце - унылая боль, и еще холодное, липкое ощущение, которое он смутно определяет как страх.

Ее нагрудные латы падают на пол с глухим стуком, который заставляет его вздрогнуть. Он стоит, не двигаясь, и смотрит, как она снимает свою тунику, ее прекрасные груди залиты сиянием свечей. Он так хочет ее, что в горле начинает першить; но та пустая боль - тоже на месте, и страх, и еще много всего. Быстро, словно мимоходом, она снимает нижнее белье, затем идет к кровати и ложится на спину, раздвинув ноги и согнув их в коленях.

“Приступай”, - говорит она, глядя в сторону, пустым, словно чужим голосом.

Он сбрасывает свою портупею и идет к кровати; но, еще не коснувшись ее, он понимает, что это не сработает.

“Это не то, чего я хотел, - говорит он. - Не так. Одевайся. Я верну тебя назад”.

Она медленно встает и стоит перед ним, ее лицо трепещет гневом, глаза сверкают, с насмешкой. “Не так? Что случилось, Арес? Я недостаточно страстная для тебя? Будет тебе страсть, - она сжимает руку на его затылке и наклоняет его голову к себе, грубо целуя его в губы, впиваясь в них зубами. Когда она прекращает поцелуй, они оба тяжело дышат. - Так тебя устраивает? Или ты боишься отыметь меня? В этом всё дело? - она бьет его кулаком в грудь. - Ты трус. Ты жалкий трус”.

“Прекрати”, - он и возбужден, и в ужасе одновременно; он понятия не имеет, что она собирается делать дальше, но знает, что случится что-то отвратительное, а он никак не сможет этому помешать.

“О нет, - говорит она. - Не смей отступать. Ты хотел сделку, ты ее получил, ублюдок, - она кладет ладонь ему на грудь и с такой силой толкает, что он, пятясь, падает на кровать; он не успевает ничего сказать, а ее пальцы уже расстегивают его штаны. Импульс удовольствия встряхивает его тело, и он может только беспомощно застонать, когда она высвобождает из штанов его член. Часть его, которая еще способна думать, хочет ее остановить.

“Ты сошла с ума? Зена, остановись...”

“Заткнись, - шипит она, сидя на нем. - Вот твоя сделка”, - и она спускается ниже, принимая его в себя, теплую и влажную. Он хрипло вскрикивает и поднимает к ней свои бедра.

“Не надо... не делай этого”, - говорит он снова, но его тело не повинуется ему; прямо сейчас его контроль над собственным телом слабый как у смертного. Он не знает, хочет ли он оттолкнуть ее или стиснуть в объятиях и прижать к себе; он только знает, инстинктивно, что она не позволит никаких проявлений нежности. Она упирается ладонями в его бицепсы, пригвождая его руки к кровати, и врезается в него, обнажая в рычании зубы. “Так хорошо, Арес? - теперь она тяжело дышит, но яд по-прежнему в ее голосе. - Это было так же хорошо, когда ты имел мою дочь? Так же?”

Он в отчаянии стонет. “Зена - я лю...”

“Нет, - она не дает ему договорить, ее губы дрожат, глаза пылают ненавистью. - Заткнись и трахай меня. Ты же этого хотел. Это твои условия”, - ее движения становятся сильнее, быстрее, она наклоняется к нему, так что ее волосы каскадом спадают на его грудь. Ненависть исходит от нее волнами, ошпаривающими его.

“Остановись, - говорит он снова, и пытается освободиться, не сбрасывая ее с себя; но от напряжения он лишь оказывается еще глубже в ней. Несмотря на всё, удовольствие в его паху достигает пика, такое мощное, что он чуть не забывает обо всём на свете.

“Бери это, - говорит она. - Бери свою сделку. Всё остальное, что у меня было, ты уже забрал”.

Он знает, что вот-вот кончит, и точно так же он знает, что не может позволить этому случиться, не может позволить ей довести всё до конца. Он пытается сосредоточиться, вернуть хоть какой-то контроль, но ее слова рассекают его сознание словно мечом, снова. “Меня тошнит от тебя, - говорит она, ее голос низкий, злой, отдающий болью. - Надеюсь, что Ева действительно сможет уничтожить богов. Надеюсь, она убьет тебя. Я хочу увидеть, как она вырвет твое сердце”.

Ему наконец удается высвободить свои руки и переместить ей на бедра и остановить ее, и когда у него почти выходит освободиться от нее, она сжимается вокруг него, и результат насмарку, пламенные струйки пронзают его член, его тело сотрясается снова и снова; и когда всё кончено, вслед за оргазмом, который она вызвала в нем, накатывает волна тошноты.

Зена скатывается с него и замирает рядом с ним, словно она тоже полностью вымотана.

Через секунду Арес приподнимается и смотрит на нее. Ненависть исчезла с ее лица; вместо нее пустота, ужасающая его даже еще больше. Она лежит на спине, руки вдоль туловища, ноги врозь, следы его постыдного удовольствия блестят на ее бедрах и темных завитках. Он видел женщин, вот так, в деревнях после набегов, в завоеванных городах; женщин, которых использовали для развлечения вражеские воины, иногда даже не в одиночку, а компаниями; женщин, которые не были мертвы, но выглядели мертвыми, раскинувшими ноги, с семенем солдат на своем теле.

Он неуверенно протягивает руку и касается ее лица; но она вздрагивает, и он убирает руку.

Он спускается ниже, встает на колени у нее между ног и наклоняется к ее бедру. Она вздрагивает и отталкивает его с мучительным выдохом. “Нет, нет...”

“Позволь мне”, - говорит он хрипло и наклоняется ниже, слизывая с ее кожи отчетливо заметные на ней плотные белые капельки. Возможно, она понимает, что он пытается сделать, потому что она глубоко вздыхает и больше не сопротивляется, даже когда он входит языком в ее мягкие выпуклые изгибы. Он больше похож на зверя, зализывающего рану, чем на мужчину, доставляющего удовольствие женщине; но когда он полностью очищает ее, то ее тело, против ее воли, отвечает ему. Ее бедра дрожат, и она негромко стонет. Он останавливается и поднимает голову, глядя на нее, их глаза встречаются; она вздыхает и закрывает глаза, и чуть выгибается к нему. Он снова наклоняется и нежно целует ее, будто в некоей странной попытке заботы, будто заставить ее испытать оргазм означает заставить ее чувствовать себя лучше, будто это сможет каким-то образом заслонить всё случившееся. Несколько мгновений ее судорожно сотрясает, она вскрикивает, а затем замирает.

Силой мысли он создает меха, чтобы накрыть ее, и ложится на кровати рядом с ней, опираясь на спинку, всё еще полностью одетый. Больше всего ему хочется лежать рядом с ней, держать ее в своих руках, прятать свое лицо в ее волосах; но это теперь невозможно, и он это знает.

Зена испускает длинный дрожащий вздох. Он почти боится смотреть на ее лицо; и не зря, потому что, когда он смотрит, она плачет, огромные слезы блестят в ее глазах и катятся по щекам.

“Ты сделал меня беременной?” - ее голос - просто сухой шепот.

"Нет, - говорит он, вздрагивая. - Нет".

“Почему нет? - говорит она, вяло. - Возможно, в этот... возможно...”

Ее голос стихает во вздохе, или коротком рыдании; она садится, с силой закутываясь в меха, и затем поднимается с кровати и идет к окну. Она стоит там, напряженная и молчащая, смотрит перед собой; не глядя ни на что конкретное, потому что – он знает – там нет ничего, кроме бескрайних серых равнин, которые кажутся словно принадлежащими не этому миру.

Арес встает, тоже, и медленно подходит к ней сзади. Она не оборачивается и не двигается, только стоит, как и стояла до этого, ее руки вцепились в темный мех на плечах, тело напряжено. Он стоит так одно мгновение, пытаясь проследить ее взгляд, смотрит в пустыню перед ними; наконец он неловко касается ее плеча. И тут же отдергивает руку.

“Зена, - он пытается заставить свой голос звучать мягко и нежно, но получается резкий хрип. - Позволь мне помочь тебе”.

Сначала она не отвечает, и он даже не уверен, что она его услышала. Затем: “Ты ничего не можешь сделать”.

“Зена...”

“Если хочешь помочь, оставь меня в покое”.

Он тяжело сглатывает и кивает. Прямо сейчас он ничего не чувствует; он знает, что боль придет позже. Он вспоминает тот раз, когда вошел в ее сон и завоевал ее доверие, спас ее ребенка; нежность и изумление в ее глазах, жар ее губ, уступающих его поцелую. Он на миг закрывает глаза.

“Пойдем, - говорит он. - Я верну тебя назад”.

Она поворачивается, не говоря ни слова, и идет мимо него, туда, где валяются на полу ее кожаная туника и доспехи. Он остается на месте, глядя в окно крепости. Там ничего.

on

PS Простите, плохое настроение сегодня.