x x x

Они возвращались из зоопарка, направляясь к Пятой Авеню, когда тоненькая серьезная девушка с азиатской внешностью, с планшетом и набором листовок в руках, подошла к ним и спросила, подпишут ли они петицию в поддержку народа Гуандуна. Огромные буквы вверху черно-белой листовки гласили: “Забытая война Китая”, и ниже шли зернистые фотографии разрушенных деревень. Гуандун, далекая горная область, был одним из худших и опаснейших мест во всем мире, с тех пор, как крах коммунистического режима в Китае привел к разрыву страны. Войска ООН, русские войска и войска Коалиции покинули область в 2002-ом году после гротескно названной Резни в День Весеннего Фестиваля, оставив ее на милость нескольких конкурирующих военачальников. Габриель недавно прочла статью об этом в 'Нью-Йоркере', написанную внештатным репортером, проведшим в Гуандуне месяц. Это была отнюдь не счастливая история.
Идя дальше, Габриель проговорила: "Знаешь, а ведь это как раз то, против чего мы обычно боролись".
"Что?"
"Беспринципные военачальники - невинные люди, которым некому помочь..."
Зена бросила на нее острый взгляд. "И что прикажешь нам делать? Украсть у Марио мой шакрам, достать тебе пару саев - освежить в памяти наши приемы киксбоксинга - и полететь в Китай на поимку компашки военачальников с автоматами?"
"Не знаю. Мы - всё равно - люди, которыми мы были".
"И кто же это мы?"
"Ну..., - Габриель мгновение это обдумывала. - Я - бард. Сказительница. Правда, минус часть 'сражающаяся'. Ты... Ты - воин, застрявшая в теле профессора колледжа".
"Как смешно, - сказала Зена. – Просто до колик", - в ее голосе слышалась легкая горечь, и Габриель пожалела, что подняла эту тему.
“Пойдем чего-нибудь перекусим, - сказала она. - Умираю с голоду”.
Они молча прошли нескольких секунд. Взглянув на Зену, Габриель заметила, что она кажется улетевшей куда-то далеко. Габриель коснулась ее локтя. "Ты в порядке?"
Зена вздохнула. "Габриель... это совершенно другой мир. Возможно, время одиноких героев прошло, точно так же, как... точно так же, как время старых богов".
“Но Арес-то всё еще здесь”.
“Да”.
“И это ведь хорошо... правда?” - подколола ее Габриель.
"Да, возможно, он сумеет помочь нам понять всё это", - ровным голосом сказала Зена, глядя перед собой.
Внезапно Габриель захотелось смеяться; она почувствовала себя юной и озорной. Она легонько ударила подругу по руке. "Ты уверена, что это - единственная причина?"
Зена развернулась и смерила ее наигранным убийственным взглядом; и Габриель широко улыбнулась ей в ответ. "Вижу, ты по-прежнему не перевариваешь женские разговоры".

x x x

Возвращаясь на поезде в Нью-Йорк, Зена ощутила беспокойство. Вечер прошел, и, конечно, она так ничего и не сказала отцу. (“Отлично выглядишь, - сказал он и добавил. - Знаешь, пару недель назад ты заставила меня поволноваться”; и она солгала: “Наверное, я просто устала тогда с дороги”.) Она попыталась выключить у себя в голове звуки вокруг: обрывки беседы, грохочущая на полу пустая пластмассовая бутылка.
За окном была черная ночь; по мере пути в окне возникали островки яркого света, вспыхивали и затем сменялись пустотой, подсвеченной другими огнями на горизонте. Ее лицо отражалось в стекле, и в течение долгого мгновения Зена рассматривала собственные черты - лицо, которое она видела так много лет, никогда не задумываясь о некоем неявном сходстве с фресками и статуями Королевы Воинов. Она никогда не верила в судьбу; но возможно, это была судьба - что она и Габриель переродились в одно и то же время, встретились и вместе полетели в Грецию, освободили Ареса. И теперь она вернулась - а где был он? Что, если она отпугнула его, там, в Фессалониках, и он отступил - от Линн - от Зены? Нет, он не мог, не так легко, не теперь...
И в тот же момент она почувствовала это, и она уже знала.
Все остальные звуки исчезли. Она откинулась назад и закрыла глаза, и позволила уголкам рта изогнуться в крошечной кошачьей улыбке.
“Я знаю, что ты здесь, - сказала она, не переживая, слышат ли ее какие-нибудь посторонние и что они могут подумать. - Я хочу видеть тебя. Сейчас же”.
Конечно же, сначала ничего не случилось.
Она открыла глаза и уставилась на двери вагона, ее дыхание перехватило.
В другом конце вагона раздался звук открывшейся двери тамбура; и стали раздаваться шаги, всё ближе. Она подумала, что почувствовала, как горячее дыхание коснулось ее волос, медленно распространяя по ее шее и рукам тепло...
Шаги замерли, и кожаное сиденье скрипнуло и чуть опустилось: он сел рядом с ней; и когда она повернула голову, он был там.
Он был одет по-современному, в простые брюки и футболку, со знакомым серебряно-черным кулоном на шее; на его лице был намек шутливой улыбки.
"Привет, Зена", - сказал он.
Когда она снова смогла дышать, то не была уверена, хотела ли поцеловать его или ударить - давно и хорошо знакомое чувство.
“Выбрал же ты время появиться”.
Он мгновение молчал. “Я ждал тебя”.
“Я думала, это я ждала”.
“Ты не была полностью собой”, - негромко сказал он.
Она подумала об их встрече в отеле, о том моменте, когда она в смертельной панике оттолкнула его, больше боясь себя, чем его. Должно быть, это было ужасно больно: он ведь наконец нашел ее, после столького времени. Вероятно, он был прав, решив подождать - чтобы дать ей возможность сперва найти себя самой.
"А сейчас?"
“О да, - сказал он. - Ты вернулась. Думаешь, я бы не понял? - он вытянул руку и взял ее ладонь в свою, переплетя их пальцы. - Вижу, ты даже нашла свою болтливую подружку”.
Болтливую подружку. Эти слова рывком вернули Зену назад к действительности; она должна была спросить его. “Ты ведь всё это время следил за нами, да?”
“Определи понятие ‘всё’ поконкретней. Не каждую минуту...”
Она нетерпеливо перебила его. “Несчастный случай с Габриель. То, как она поправилась - или, правильней сказать, вернулась из мертвых. Ты имел к этому какое-то отношение?”
“Я слышал, как вы говорили об этом. Со стороны Блондиночки было мило так понадеяться на меня. Но - нет. Это был не я”.
“Тогда что это было?”
Арес задумчиво посмотрел на нее, словно пытаясь что-то вычислить. Затем он покачал головой. “Как ты сам сказала - моя сила исцеления исчезла". Его слова, казалось, пару секунд провисели в воздухе, и Зена наполовину ждала, что он скажет что-нибудь еще, но он ничего не сказал. Разумеется, у него не было причин лгать ей - не в этом вопросе. Это означало, что загадка выздоровления Габриель оставалась на месте. Но она могла подождать.
Зена сдвинула ногу, чуть надавив своей кроссовкой на его ботинок. Ощущение было ошеломляющим, словно это была голая кожа, живая и горячая от его прикосновения.
"Надеюсь, ты купил билет”, - сказала она.
Его губы изогнулись в веселой улыбке, тень настороженности исчезла с его лица. "А если нет?"
"Тогда я буду вынуждена сдать тебя проводнику".
"Ловля "зайцев"? Поистине достойное занятие для Королевы Воинов".
"Кто бы говорил. Бог войны клеит девочек в электричке".
"Одну девочку”, - сказал он.

x x x

Как оказалось, Арес смог предъявить билет, хотя Зена сильно подозревала, что получен он был не в кассе. После того, как проводник миновал их, Арес придвинулся ближе и положил руку Зене на плечо, и затем она даже сама не заметила, как расслабилась и прислонилась к нему. Она думала о времени, когда они точно так же сидели на сером каменистом пляже под бледным небом, волны разбивались в белую пену, а над ними возвышался утес.
Вместе, как всякая другая парочка, они вышли из поезда и пошли рядом, мимо уставших жителей пригорода, бредущих по станции, и направились в центр города, чуть остуженный сумерками, в ночь, залитую ярким светом и возглавляемую золотисто-зеленым шпилем Эмпайр Стэйт Билдинг. Там Зена неожиданно остановилась и повернулась к Аресу; и он был так же реален, как и город вокруг них. Арес замер, его глаза встретились с ее - встревоженные, нежные, вопрошающие - его губы чуть приоткрылись. Ее сердце билось слишком быстро, а голос слегка осип, когда она произнесла: "Вот мы и здесь..."
Когда они поцеловались, это было сначала нежно, его язык едва приоткрыл ее губы; а затем - они ответили на голод друг друга, и его поцелуй стал страстным, требовательным, почти до боли захватывающим ее губы - и заставляющим ее хотеть еще большего, наполняющим ее лихорадочным жаром, который был гораздо большим, нежели обычное сексуальное возбуждение. В конце концов, им пришлось остановиться, и когда они прекратили поцелуй, то оба засмеялись, счастливо, тяжело дыша. Все вопросы, ответы, решения будут позже. Сейчас существовали только они.
Она могла бы попросить его перенести их в ее квартирку. Само собой, можно было бы найти поблизости какой-нибудь пустынный закоулок, где картина двух человек, исчезающих в ярко-синей вспышке света, не напугала бы до смерти какого-нибудь ньюйоркца, считавшего, что уже повидал всё на свете, вроде жилистого темнокожего мужчины, продающего ночной выпуск 'Нью-Йорк Пост', в данный момент с легким весельем наблюдающим за ними. Она подумала об этом. Но вместо этого сказала: "Идем".
Они отправились вдоль по Седьмой Авеню. Магазины и даже почти все рестораны к настоящему времени уже закрылись, и им встретились лишь несколько спешащих по домам прохожих и шелестящих шинами автомобилей; одинокий уличный музыкант с саксофоном ссутулился у освещенного фонарем входа в банк, наигрывая щемящий джаз. Зена взглянула на Ареса и задумалась, на что это похоже - увидеть город его глазами.
"О чем ты думаешь?" - мягко спросила она.
Он пожал плечами. "Теперь всё не так, как было раньше".
"Что?"
"Ты знаешь, - он с кривой усмешкой взглянул на нее. - Мир смертных".
"В самом деле. Колесницы, которые ездят без лошадей - летающие машины - всё это... - она взмахнула рукой, указывая на небоскребы, огни, сам город. - Неужели не впечатляет?"
"Впечатляет, это точно. В чем удовольствие быть богом, если смертные со своими изобретениями могут всё это сделать?"
Его тон был игривым и беспечным, но вся его бравада не могла полностью скрыть тот факт, что он не шутил. Зену поразило, что он был здесь потерян гораздо сильнее нее: чужак в мире, где древние боги были не более чем сказками и развлечением для туристов. Радость, которую она испытывала, омрачилась легкой печалью. Но нет, она не собиралась ничего признавать, не этой ночью. Он сделал это для нее, он нашел ее - они нашли друг друга - и это была их ночь.
Она остановилась и повернулась к нему лицом, уголки ее губ приподнялись в крошечной улыбке. "О - не сомневаюсь, ты ко всему этому привыкнешь".
Снова они молча смотрели друг на друга. Затем он медленно провел тыльной стороной пальцев по ее щеке, губам, подбородку, словно он был слепым, пытающимся запомнить ее черты или узнать ее. Даже в прошлом, в те дни, когда она знала, что должна была бороться с ним, она никогда не могла противостоять этому: тому, как легко и нежно он прикасался к ее лицу. Она подалась вперед и приблизила свои губы к его губам.
Когда она отклонилась, он смотрел на нее с таким ошеломленным обожанием, что она не была уверена, хотела ли она смеяться, или плакать, или снова его поцеловать.
"Знаешь, - сказала она, - если бы я знала, что иду на свидание..."
Он усмехнулся, восстановив самообладание. "Так вот что это такое".
"... то оделась бы по-другому".
"В кожу?"
"Нет, - она засмеялась. - Не в кожу".
Он пару секунд словно изучал ее и затем положил руки ей на плечи. Как будто потоки теплого воздуха окружили ее, и когда он убрал руки, что-то стало иным. Зена оглядела себя. Теперь она была одета в длинное узкое платье, красное с черными вставками, с серебряной пряжкой на поясе и искрящимся лифом. Она открыла рот, глядя на Ареса, на миг лишенная дара речи.
"Что-то вроде этого?" - спросил он.
"Где ты..."
Он кашлянул и кивнул на витрину рядом с ними. На женщине-манекене, стоявшей там, были только туфли на высоких каблуках и браслет из оникса, а пластмассовое лицо выражало крайнюю степень оскорбления.
"Арес, - она, прищурившись, внимательно посмотрела на него. - Верни его".
"Оно отлично смотрится на тебе".
"Оно смотрелось еще лучше, пока не было украдено".
Он вздохнул. "Чем тебе не нравится развлекаться?"
"Верни его".
"Ладно, ладно", - вздохнул он и лениво протянул руку к стеклу; вокруг манекена возникла вспышка синего света, а когда исчезла, платье было на месте - или, возможно, его точная копия, потому что Зена по-прежнему была одета в такое же. Она вдруг вспомнила, как пришла в его храм в красном - или, может быть, даже в розовом - платье, и с розами, и (святой Боже!) с плюшевым мишкой.
"Так лучше?"
"Намного, - сказала она, хищно улыбаясь и наступая на него, пока он не оказался прижат спиной к стеклянной витрине, а расстояние между их телами составляло не больше толщины волоса – зажав его в ловушке, против которой он, казалось, не возражал. - Много, - она захватила его губы в быстром, дразнящем поцелуе, - много, - и в следующем поцелуе, от которого у него перехватило дыхание и который заставил его прижаться к ней, - лучше".
Теперь он обнимал ее обеими руками, одна его рука скользила по ее спине, его губы обжигали ее лицо и шею; а затем он хрипло прошептал ей в ухо: "Как считаешь, мы собираемся... где-нибудь уединиться... как можно скорее?"
"О, - она отступила и открыла глаза. Молодой человек в широченных штанах и бейсболке, проходивший мимо, обернулся и наградил их сальным взглядом. Зена с опозданием спохватилась, не заметил ли манипуляций с платьем – оставалось только надеяться на это.
"Скоро, - сказала она. - Очень скоро".

x x x

В итоге, оказавшись в ее квартире, они не бросились тут же в объятия друг друга. Зена велела Аресу ждать ее в гостиной, и он ждал, его возбуждение жгло изнутри, медленно возрастая, что, как ни странно, даже в некотором роде успокаивало его.
Он огляделся. Комнатка, освещенная парой бронзовых ламп - дополненных, к его вящему развлечению, бронзовыми статуэтками Зены, Габриель и Арго - была лишь чуточку больше комнатушки той фермы в предместьях Амфиполиса, хотя, приходилось отметить, в гораздо более приличном виде. Его глаза гуляли по стенам, абсолютно голым, если не считать несколько небольших фотографий греческих и римских раскопок; кресло с кипой книг и бумаг в нем; квадратный стол, с еще большей кипой книг и бумаг. На книжном шкафу приютилось какое-то буйно цветущее растение, и еще была одна из тех телевизионных коробок, которые служили в эти дни людям домашними театрами; и еще был внушительных размеров диван.
Внезапно Арес почувствовал себя нелепо, смешно: здесь, в этой квартире, в городе, который не существовал, когда он в последний раз ходил по земле; в квартире, которая выглядела обжитой не Зеной, а Линн, практически незнакомым ему человеком, которого он встретил в Греции. Если бы вместо этого он мог перенести ее в храм... Он подошел к столу и увидел там в рамке фотографию Зены - Линн - в детстве, с короткими волосами и слегка задумчивой улыбкой, стоящей у какого-то замка рядом с взрослым мужчиной. Ее отцом, разумеется.
Она вернулась. Арес обернулся и увидел, что она принесла бутылку и два бокала - отнюдь не инкрустированные золотом и камнями кубки из старых дней. Она разлила вино, ее пальцы коснулись его, когда она подавала ему бокал. Они стояли друг перед другом, лицом к лицу; и, во имя Судеб, она была Зеной, настоящая - живая - такая красивая, и ничто более не имело значения. Бокалы зазвенели, темно-красное вино поблескивало в свете ламп, и они молча глотнули вино.
Вино было терпкое, со сладковатым привкусом. Арес подумал о том, чтобы попробовать это вино на ее губах - на нежной коже шеи, и спуститься губами ниже, к ее голой груди...
"Итак, - сказал он напряженным голосом. - Вот где ты живешь".
Зена быстро допила свое вино и поставила бокал на стол. "Да", - ответила она. Ее глаза казались странно темными, приоткрытые губы блестели, и Арес бессознательно подумал, что, если бы он никогда прежде ее не видел, он влюбился бы в нее прямо сейчас.
Зена почти судорожно потянулась к бутылке и снова наполнила свой бокал. У Ареса пересохло во рту, и он сделал еще один глоток вина.
"Странно сознавать, что ты живешь на одном месте. А особенно в месте вроде этого".
"В отличие от крепости?"
"Возможно. Или фермы".
Она тихо засмеялась в ответ. Затем спросила: "Ты уже бывал здесь?"
"Нет. Я решил, что предоставлю тебе личное пространство".
Ее бровь чуть изогнулась. "Личное пространство? Это не похоже на Ареса, которого я знаю".
"Боги могут меняться, помнишь? - Тартар, он умирал здесь, а она подшучивала над ним. Он проглотил остатки вина и отставил бокал. - Я решил, что если приду сюда, то это будет..."
"По тисненному золотом приглашению?" - она тоже отставила бокал и подступила ближе.
"Ну, не знаю насчет тисненного золотом..."
Теперь она была так близко, что их дыхание перемешивалось, и он не мог произнести ни слова, не мог прожить ни секунды больше, не поцеловав ее - не мог двинуться с места. Ему показалось, что он увидел промелькнувший в ее глазах испуг; а затем испуг исчез, оставив только чистое желание и нежность. Ее рука обхватила его затылок, и он услышал ее шепот: "Это приглашение".
И она поцеловала его.
Он не знал точно, как они оказались на диване; только то, что они целовались очень, очень долго, и вот уже Зена лежала на нем, его руки гладили ее тело, скользили под платьем, лаская ее ноги и бедра - святые Судьбы - и он всё еще боялся поверить, что всё это реально. Она отклонилась и подняла его рубашку, прижалась губами к его голой груди, принялась покусывать его сосок, дразня его своими зубами и языком, пока он не дернулся под нею и не вцепился в ее волосы. Зена стянула рубашку выше, и он помог снять ее с себя. Это было реально, это было на самом деле - после всего ожидания, всех снов, видений - это было реально, и было в этом в то же время что-то ужасающее. Некогда они знали друг друга полностью. А сейчас...
"Иди сюда, - хрипло проговорил он. - Зена..."
Он вовлек ее в новый страстный поцелуй, дотянулся до задней части ее платья - никаких пуговиц, только эта новомодная застежка - молния, которая должна была открываться одним движением вниз - что оказалось несложно - и Зена выпрямилась, дав ему стянуть лямки, так что платье свободно скользнуло вокруг ее талии. Черная полоска на ее груди имела сзади какие-то крошечные крючочки, и, проклятье - он дергал за них, и снова, и снова, и уже готов был сдаться и просто заставить эту странную вещь просто исчезнуть - и Зена засмеялась, переводя дыхание, и выгнулась, помогая ему, и ненавистная полоска упала.
Он так соскучился по ней, по ней всей; видеть ее вот такую, сильную и чувственную, с гибкой грацией, беззастенчиво обнаженную, и в то же время как будто уязвимую - беззащитную - потому что ее лицо выражало сейчас уязвимость, когда она смотрела на него, поднимая его руки к своим грудям. Звуки, которые она издавала, были тихими и слабыми, и сводили его с ума: он хотел больше, хотел заняться любовью с ней ртом, и быть в ней, и видеть ее глаза в поволоке восхищения. Она спикировала вниз, захватывая его губы в голодном поцелуе, и он поднял руку к ее бедру и коснулся ее через ее тонкие трусики - такую теплую, влажную, нуждающуюся в нем так же, как он сам нуждался в ней - теперь она целовала его лицо и губы, это были быстрые, горячие, нежные поцелуи, от которых у него перехватило дыхание - ее пальцы дергали пуговицы на его брюках, и снова - больше, чем бог или смертный мог бы выдержать.
"Эй, - произнес он, - я мог бы избавиться от них..."
"Чшш, - остановила она его, скользя своим языком по его рту, ее зубы задели его нижнюю губу; расстегнув пуговицу, она провела там ладонью, чуть сжав его сквозь грубую ткань, и Арес забыл обо всем, кроме ее прикосновений и ее поцелуя - ее рука возилась с молнией, и он возблагодарил судьбу, когда она расстроено прорычала. - Сделай это".
По его желанию вся их одежда испарилась; теперь была только кожа на голой коже, и ее груди на его груди, и его член, прижимающийся к ее низу живота, и ее жар растворялся в каждой клеточке его тела, перекрывая все другие чувства.
Восстановив хоть какой-то контроль, он попытался перевернуть ее на спину, но она остановила его ладонью на груди.
"Подожди, - прошептала она, - подожди".
Он застонал, уже на грани отчаяния - "Зена" - и она заставила его замолчать новым поцелуем, на этот раз нежным, и сладким, и долгим; и затем она впустила его в себя, и скользнула вниз, и ожидание было закончено. И было первое ошеломление, и последовавшие затем любовные ласки - он смотрел в ее глаза, широко распахнутые, затуманенные удовольствием - и знал, что, что бы ни разделяло их, прямо сейчас их союз был полным - знал, что это была именно она, не почти-Зена из какой-то новой жизни, а его любимая, его любовь...
Он чувствовал дрожь ее тела, ее движения становились всё резче, кульминация была близко. "Я люблю тебя, - сказал он осипшим голосом, вцепившись в ее плечи. - Зена - я люблю тебя..."
"Арес..." - она наклонилась поцеловать его, и он почувствовал, как ее стон завибрировал в его горле; и затем, в следующую секунду, она вскрикнула, судорожно сжимаясь вокруг него, и подхватила его с собой в накатывающее волна за волной обжигающее счастье.
Затем он замер, замечательно обессиленный, чувствуя ее последние вздрагивания, окутанный ее теплотой. Зена подняла голову и посмотрела на него, ее лицо выражало одну лишь нежность.
"Я люблю тебя", - сказала она.

x x x

Она провела ночь как в лихорадке, в полубеспамятстве; забывалась кратким сном в его руках, в кровати, куда они переместились в какой-то момент, и просыпалась, чтобы снова заняться любовью - грелась в прикосновениях его рук и рта, и его тела на ее - отвечая своей нежностью, и наслаждаясь тем, как он дрожит, и какие звуки издает; слова, которые он шептал, обжигали ее кожу. Она спала и видела его во сне, в диких снах, в которых они встречались и как враги, и как возлюбленные, в гневе и в радости - лезвия их мечей лязгали в храме Фурий, их пальцы переплетались на вершине холма, когда она осматривала его израненное лицо - его руки раздвигали ее бедра, когда она сидела на его алтаре в красном платье - и затем она просыпалась рядом с ним, и они снова и снова находили друг друга, сны и явь растворялись в темных цветах ночи.
Незадолго до рассвета она, должно быть, наконец провалилась в глубокий сон, потому что, когда она проснулась, лежа на животе, уже был день, и солнце светило сквозь занавески, и она, прищурившись, посмотрела на солнечный зайчик на бежевой стене и подумала, была ли прошлая ночь реальной - и затем почувствовала, что его рука лежит на ее спине, ровная, теплая, тяжелая, и всё было хорошо.
Зена перевернулась и посмотрела на Ареса. Солнечный свет блестел в темных волосах на его груди и придавал его лицу легкое сияние; или, возможно, это был намек улыбки в его глазах, чуть изгибающей его губы. Зена вспомнила, как ее всегда поражало такое выражение абсолютного счастья на его лице: потому что это было не то выражение, которое можно было бы ожидать увидеть на лице Бога Войны; и потому что она любила его. Она пододвинулась и прижалась своими губами к его губам, в коротком нежном поцелуе, обещавшем большее, и затем отклонилась и посмотрела на него.
"Доброе утро", - сказала она.
Он коснулся ее лица, с намеком игривости в этой почти-улыбке. "Хорошо спала?"
"Да, - сказала она. - Мало. Но хорошо".
Арес засмеялся и притянул ее к себе, пока ее груди не оказались прижаты к его груди. "Иди сюда".
Они продолжали лежать, глядя друг на друга, и затем Зена ощутила болезненный протест мускулов в спине и поняла, что больше не могла игнорировать другие требования тела.
"Задержи эту мысль", - сказала она.
В ванной Зена осмотрела себя в зеркале. Она увидела следы его страстных поцелуев на коже шеи, на горящих, раздутых губах. Она наклонилась над раковиной, брызгая водой на лицо, и почувствовала, как свежая струйка стекает по груди. Казалось, было что-то иное в ней самой, в том, как смотрело на нее ее отражение; ее глаза каким-то образом казались синее, волосы - темнее, черты лица - сильнее, уверенней. Или возможно, она просто смотрела на себя теперь другими глазами. Она коснулась кончиками пальцев своего отражения в холодном стекле.
"Зена из Амфиполиса", - прошептала она.
Она вернулась в спальню и встала над Аресом, улыбаясь ему. Он поднял руку и медленно провел линию по ее бедру и внутрь, и она вздрогнула от удовольствия, всё еще желая его...
И зазвонил телефон, снова и снова, пронзительно и настойчиво.
"Я могу взорвать эту штуковину, - беспечно сказал Арес. - Или - ты можешь просто не обращать на нее внимания".
"Нет, - взволнованно сказала она. - Нет, я..."
Беря рубку, она услышала, как Арес сказал: "Отлично. Теперь она может прерывать нас, даже когда ее нет рядом"; и, само собой, на другом конце провода была Габриель.
"Зена? - Габриель казалась смущенной. - Я, ээ... помешала?"
"Помешала чему?"
"Ну, ээ... ты ведь не одна, я так понимаю".
"Стоп... откуда ты...?"
"Нет, я не экстрасенс, - Габриель нервно рассмеялась. - Никогда не поверишь, кто здесь".
"Афродита", - сказала Зена с огромным облегчением.
Арес взглянул на нее с выражением поддельного ужаса и закатил глаза.
"Она сказала, что Арес... в общем, она сказала, вы с Аресом..."
"Не думаю, что хочу знать, что именно она сказала".
"В общем, она вроде как хочет к вам заглянуть. Прямо сейчас. Ты, ээ... у вас там всё хорошо? - после краткой паузы Габриель продолжила, еще больше смущенная. - Слушай, прости, что так... просто, понимаешь, если бы я не позвонила... она уже собиралась... эй, нет, Афродита, стой..."
Она замолчала, а вместо ее голоса раздался другой, знакомый, с серебряным смехом. "Привет, Зена!"
"Привет, Афродита".
"Скажи Аресу, чтобы перестал смотреть с таким негодующим видом. Нееет, я на вас не смотрю, но я знаю, что он смотрит с негодующим видом, так вот, скажи ему, пусть перестанет. Слушай, я так счастлива за вас, ребятки!! Так что не говори, что мне нельзя заскочить и, как бы это, поздравить вас лично. Да ладно, будет весело - прямо как в старые времена - помнишь, да?"
"Дай нам... дай мне пятнадцать минут, - смирившись с перспективой, сказала Зена. - Я как раз собиралась принять душ".
Афродита захихикала. "Да уж, конечно. Ну ладно, ладно. Дам я вам ваши пятнадцать минут".
Телефон щелкнул, отключаясь. Зена положила трубку и с весельем в глазах посмотрела на Ареса, качая головой. "Скажи спасибо своей сестре".
"О, поверь мне, скажу, еще какое. Но она хотя бы не появилась здесь на кровати без предупреждения".
Он встал перед ней, и они слились в новом поцелуе, не собираясь отпускать друг друга, покрывая лица и губы друг друга страстными поцелуями, одновременно насыщающими их голод и делающими его еще острей.
"У нас будет время, - прошептала она. - Позже".
Он как-то странно на нее посмотрел, затем коснулся ее щеки и кивнул. "Хорошо".
Она задалась вопросом, о чем он подумал.

x x x

К тому времени, когда Зена вышла из спальни, во вполне презентабельных джинсах и футболке, с еще мокрыми волосами, Габриель, Афродита и Арес уже дожидались ее в гостиной комнате. Сцена казалась до отвращения обыкновенной - если не принимать во внимание Ареса, развалившегося в кресле в своем кожаном наряде и крутящего в руке кинжал, отчего Габриель периодически бросала в его сторону нервные взгляды. Афродита, усевшаяся на диване рядом с Габриель, была одета во что-то ужасное, желто-зеленое и с блестками, с воздушной мини-юбкой и крошечным топиком, которые, вероятно, стоили больше, чем всё имущество Зены.
"Малышка воин! - она вскочила и заключила Зену в дышащие духами объятия. - Как же здорово тебя видеть! Иди сюда, давай, садись с нами - позавтракаем, или пообедаем, или что там сейчас должно быть..."
Она потянула Зену к дивану, усадила ее посередине и махнула рукой на столик, на котором уже появились дымящийся кофейник и невообразимое количество оладий, пирожных и пончиков.
"Сладкая смерть, - сказала Габриель. - Мой уровень холестерина подскочил от одного только вида всего этого".
"Милая моя, - Афродита откусила пончик и захихикала. - Ты себе не представляешь, как это клево - ощущать себя единственной красоткой в Голливуде, которой не нужно беспокоиться о лишнем весе".
"Кстати говоря, - сказал Арес, - что там с твоей беременностью?"
"Ага, конечно! Не то, чтобы я возражала против слухов, это само собой - ведь ничто так не помогает карьере, как маленькая тайна..."
"Ты понятия не имеешь, какой шок я из-за тебя пережила, - сказала Габриель, осторожно беря пирожное. - В смысле - я вхожу, и бац, у меня в гостиной сидит Венера Мэдисон".
Афродита рассмеялась, встряхивая белокурыми локонами. "А что, ты ждала Брэда Питта?"
Арес, демонстрируя отчаянную скуку, создал в своей руке старинный кубок вина, из которого стал медленно отпивать, время от времени глядя на Зену.
"Значит, Голливуд, - сказала Зена. - Ты все-таки нашла способ быть Богиней Любви".
"Ну еще бы. Кстати, это мне уже не впервой! Ну давайте, догадайтесь сами, - она весело качнула головой. - Сороковые, пятидесятые..."
Обидевшись на их незаинтересованность, она нахмурилась и раздраженно передернула плечами; воздух вокруг нее словно слабо замерцал, а затем она стала кем-то другим - едва уловимое различие в лице, теле, чуть другие золотистые кудряшки. И Габриель тут же пораженно открыла рот: "Ты была Лорой Мандерлей?"
Афродита засмеялась, наконец довольная, и точно так же замерцав и передернув плечами, снова стала Венерой Мэдисон. Зена никогда не была большой поклонницей фильмов сороковых и пятидесятых, но не знать Лору Мандерлей, секс-символ и икону поп-культуры, было невозможно, сцена из фильма 1952-го "Красотка на пляже", в котором она вышла из воды без верхней части купальника, считалась необычайно смелой для того времени.
"Так значит, ты вовсе не погибла в том несчастном случае на яхте!" - воскликнула Габриель.
"Ну да, вроде, - Афродита закатила глаза. - Ну сама подумай, люди начали бы спрашивать, чего это очаровательная мисс Мандерлей не стареет, так ведь? И что мне было делать? Взять и мило постареть, и потом играть маму Кэрри Гранта? Ага, щаз! - она, смеясь, потянулась за новым пирожным. – А тут - кинозвезда на пике популярности, пропала в море... ах! Такая трагедия - прелесть... я такая выдумщица!"
"Моя бабушка сказала, что много дней проплакала, когда ты погибла", - с обвиняющими нотками в голосе сказала Габриель.
"Ой, милая, - Афродита похлопала ее по руке. - Как трогательно".
"Милая, как трогательно, - передразнил ее Арес. - Не могли бы вы продолжить предаваться своим душераздирающим воспоминаниям где-нибудь еще?"
"Ну не надо, Арес. Это же прямо как воссоединение. Ты и Зеночка - я и моя Габби - знаешь, мы идем и идем, а жизнь катится по кругу, правда, Габби?”
По кругу... Глядя на них, Зена вдруг оказалась огорошена неожиданной мыслью, такой очевидной, что было просто непонятно, как она раньше не подумала об этом. Всё это время она считала, что это Арес мог исцелить Габриель. Но что, если...
"Афродита, - сказала она. Что-то в ее голосе заставило Ареса повернуться к ней и даже фактически прекратило болтовню Афродиты.
“Да, детка?”
"Три дня назад Габриель была... попала в несчастный случай. Очень серьезный несчастный случай, - она говорила уверенным, ровным голосом, пытаясь не думать о том, как бы мог закончиться тот случай, если бы не... не что? Краем глаза она заметила, что Габриель вздрогнула. - А потом она вдруг - цела и невредима. Как будто боги вмешались, - она сделала еще одну паузу. - Так вмешались?"
"Не смотри на меня, сладкая! - рассмеялась Афродита. - Я бы не смогла этого сделать, даже если бы захотела. В смысле, не то, чтобы я не хотела, если бы могла... ну, в общем, ты поняла, о чем я, - и затем к Габриель. - А что случилось? Не говори, что тебя сбила машина или еще что-то такое!"
"Да, - пробормотала Габриель. И повисла неуютная тишина. Габриель поежилась, вздохнула и налила себе в чашку еще кофе, звякнув ею о блюдце. Затем она подняла глаза на Зену и Афродиту, с подергивающимися губами, будто набираясь храбрости что-то объявить.
"Я... это снова случилось", - наконец выпалила она.
Зена замерла на месте, зная, против воли, о чем именно говорила Габриель. "Что?"
"Тебя снова сбил автомобиль?" - радостно спросил Арес и с поддельным неодобрением поцокал языком. Зена смерила его острым взглядом.
"Дорогая моя, - воскликнула Афродита. - Тебе надо быть более..."
"Смотрите, - решительно сказала Габриель, вставая с дивана. Она огляделась, прошла на кухню и сразу же вернулась с одним из острых Зениных ножей из нержавейки, и никто не успел сказать ни слова, как она, дрожа, порезала свой указательный палец.
"Габриель!" - закричала Зена, вскакивая, а у Афродиты вырвалось "Ой!"; но Габриель вытянула палец и сказала: "Вот смотрите". С пальца начала капать темно-красная жидкость ("Какой ужас", - проныла Афродита), и Габриель взяла салфетку и вытерла палец, оставив чистыми края крошечной ранки; а затем кожа начала розоветь и стягиваться, рана заживала прямо на глазах Зены, как будто просто краску стерли мокрой салфеткой. Она видела такое прежде, поняла она: у бессмертной Каллисто.
"Вчера вечером я порезалась на кухне, - сказала Габриель. - Ну и вот, рана точно так же затянулась".
Арес внимательно посмотрел на нее, а затем чуть заметно кивнул, будто понял, в чем дело; и Зена мгновенно развернулась к нему, с внезапно вспыхнувшим подозрением.
"Ты, - ее голос слегка дрожал. - Ты сделал ее бессмертной? Потому что хочешь, чтобы я была бес..."
Их глаза встретились, и она запнулась на полуслове.
"Нет", - с нажимом сказал он.
"Ого, - Афродита тряхнула головой, - огромные проблемы доверия, братик", и Зена почувствовала себя виноватой.
"Ребята? - произнесла Габриель тоненьким голоском. - Так я... я что... бессмертная? Бессмертная как в... вечной жизни?"
"Да, похоже на то, милочка. Вот так поворот, а?"
"Афродита... постой, - Габриель умоляюще вытянула руку. - Это всё слегка запутанно. Как... как это могло случиться?"
Арес смотрел на нее, что-то обдумывая. "А там, в склепе, когда вы вдвоем, - он откашлялся, - разбудили меня. Ты там ничего не находила в тайнике в скале?"
"О чем это ты?"
"В склепе. Под храмом, - он говорил медленно, будто объясняя что-то маленькому ребенку. - У стены на входе. Ты ничего, случаем, не брала там и... ну, случайно, не съела?"
"Конечно, нет! - негодующе сказала Габриель, будто Арес обвинил ее в том, что она без спросу взяла конфету. - А что там было?"
"Амброзия, - как само собой разумеющееся, ответил Арес. - Я разместил там тайник, так, на случай, если..." - он замолчал.
"На случай, если нужно будет подзарядиться", - подколола его Афродита.
Осознание поразило Зену словно порывом горячего ветра, и когда первый шок прошел, во рту у нее пересохло, а на лбу выступили капельки пота. Она прислонилась к книжному шкафу, чуть не уронив растение в горшке. Я могла ее остановить.
"Вода, - прошептала она. - Я... прости меня, Габриель".
Все трое пораженно уставились на нее, и затем Габриель сумела выдавить из себя: "Вода?"
"Вода, - тупо повторила Зена, слыша свой голос словно со стороны. - Наверное, амброзия попала в воду. Со скалы у дверей капала вода... из какого-то ключа внутри... и ты набрала ее в руку и выпила, помнишь?"
Выражение лица Габриель сообщило ей, что она помнит, и ее сердце защемило.
"Прости меня, - сказала она. - Я должна была тебя остановить..."
Через пару секунд Габриель спросила: "По-твоему, такое возможно? Я хочу сказать, амброзия может так попасть в воду и подействовать?"
"Ну а как еще можно это объяснить?"
"Ну да, - механически произнесла Габриель. Она подошла к дивану и села, с пустым, ничего не выражающим лицом. Она взяла свою чашку и медленно сделала несколько глотков кофе, затем отставила чашку. Зена подошла к ней и села рядом; но она не знала, что сказать или сделать.
"Да ладно тебе, моя дорогая, - широко улыбнулась Афродита и сжала плечи Габриель. - Знаю, сначала это шок, но потом ты..."
"Так я вправду богиня?" - перебила ее Габриель.
"Нет!" - Зена и сама казалась удивлена горячности, с которой это заявила. Арес посмотрел на нее, и она не могла сказать, был ли его взгляд сочувствующим или горьким.
"Нет, - сказал он. - Ты просто бессмертна".

x x x

Электричка метро неслась вперед, а Габриель смотрела на мутное отражение своего лица в окне, где проносились туннельные стены в огнях. Она пыталась понять, что чувствовала, и ощущала пустоту.
Афродита предложила переместить ее домой – перед тем, как перенестись в Лос-Анджелес для съемок в рекламе своих новых духов "Венера"; но она отказалась, и также отклонила предложение Зены проводить ее. Было что-то странно успокаивающее в этой нынешней поездке - всего лишь одна среди незнакомых людей, в полупустом вагоне, субботним днем. Одна среди других; за исключением того, что они все однажды умрут - и пожилая леди с синеватыми волосами в безупречно сшитом костюме, и подростки в мешковатых штанах, весело смеющиеся в другом конце вагона, и лысый пузатый мужчина в серой футболке, и темнокожая маленькая девочка с глазами как у лани в вычурном розовом платье - а она нет.
Ее взгляд упал на номер 'Нью-Йорк Таймс', который кто-то забыл на сиденье радом с ней. "Супермышь Провозглашает Долголетие" - гласил заголовок на первой полосе. Она почти на автомате взяла газету. Команда ученых достигла успеха в своих исследованиях, выведя мышь с продолжительностью жизни почти в два раза больше нормальной. Супермышь, сидящая на руке улыбающейся женщины средних лет в белом халате, ошалело смотрела на читателей со страницы. В два раза больше нормальной. Габриель подавила горький смешок.
Глубоко внутри, поняла она, она никогда не переставала искренне верить, что будет жить вечно. Теперь она вдруг узнала, что так и будет, и ее реакция была - оцепенелое недоверие. Вечно.
В ее памяти непроизвольно вспыли последние секунды ее прошлой жизни. Она отправилась на Восток, надеясь найти Еву и рассказать ей о смерти ее матери; и, путешествуя через царство Чин, она предложила помочь защитить деревню от какого-то военачальника. Возможно, правда была в том, что часть ее хотела умереть; или, по крайней мере, ее желание жить ослабло. Она помнила ночное сражение - красные огни, от которых дождевая вода казалась похожей на кровь - суровое лицо воина с длинными тонкими черными усами и стянутыми на затылке волосами - лязг мечей, бой барабанов, всплеск воды - длинное, тяжелое сражение, и влажный холод ночи, и ее собственные жалящие раны, ломоту в мышцах - и часть ее уже ничто не заботило. Сквозь дождь скользнуло блестящее лезвие; и затем - конец. По крайней мере, он наступил быстро - смерть воина, быстрая и в бою, и по правильной причине. По крайней мере, она не видела, во что потом превратилось ее тело. Габриель вздрогнула и обхватила себя за плечи.
Две тысячи лет назад Арес предложил Зене бессмертие - и быть вместе с ним, и Зена отказалась, зная, что если она согласится, то потеряет часть своей человечности, часть того, что делало ее ею самой. А теперь Зена оставалась смертной, а она - Габриель - Джекки Лионс - оказалась бессмертной, без права самостоятельного выбора. Ее вдруг поразило, что Зена будет стареть и умрет, а ей придется провести в одиночестве вечность; или, возможно, как Арес, она сумеет отыскать Зену, перерожденную в другом теле, другим человеком. Болезненный шок от этих мыслей вывел ее из оцепенения. Она выпрямила спину и тряхнула головой, словно таким образом могла бы выбросить из нее память о последних событиях. Вечность без нее. Если, конечно, Зена...
Чтобы отвлечься, она снова взяла газету, пролистывая страницы со статьей о скандалах в конгрессе, анализом приближающихся выборов в Египте и заметкой о безрезультатном розыске неуловимого "Короля Хакеров". Она остановилась на колонке под заголовком "Ужас Гуандуна". Габриель вспомнила их с Зеной недавнюю беседу. Могли ли они хоть как-то восстановить их старую жизнь в нынешнем мире, сражаясь со злом и войнами, защищая беспомощных?
Вечность чего?
Электричка проехала Семьдесят Вторую. Это еще не было ее остановкой, но прямо сейчас прогуляться двенадцать кварталов показалось ей лучшей идеей, чем сидеть и прокручивать в голове одни и те же мысли. Она поднялась так резко, что леди с синими волосами наградила ее встревоженным взглядом.
Город продолжал жить; небо было нежно-синим, дома на Бродвее были залиты ярким солнечным светом, и мысль о вечной жизни казалась вполне неплохой. Габриель остановилась, позволяя теплому летнему ветерку погладить ее руки и приподнять юбку. "Прекрасный день, да?" - сказал темноволосый бородач лет тридцати, проходивший мимо; и внезапно, прямо посереди шумной улицы, Габриель почувствовала себя совершенно одинокой. Свет солнца будто исчез, хотя на небе по-прежнему не было ни облачка. Переходя дорогу, проходя мимо жилых домов, она спрашивала себя, сумеет ли она когда-нибудь принять кого-нибудь еще в свою жизнь. И Зена... Арес наверняка будет пытаться, снова и снова, убедить Зену принять бессмертие. Согласилась ли бы она на сей раз - из страха, что, если откажется, то Габриель окажется один на один с вечностью? Ее сердце забилось сильнее от быстрого шага. Она не должна была оставлять сейчас Зену наедине с Аресом, сначала им надо было поговорить - она не могла позволить Зене сделать это ради нее...
От тревоги и волнения Габриель чуть не прошла свой поворот. Она остановилась и глубоко вздохнула, и приказала себе взять себя в руки. Зена знала, что делала.
Она услышала телефонный звонок, едва открыв дверь, и тут же рванулась к трубке, едва не споткнувшись о входной коврик.
"Привет, дорогая".
Это была не Зена.
"Привет, мама".
"Как жизнь?"
"Ээ... прекрасно. Прекрасно, - сказала она снова. - Я только что вернулась от Зе... от Линн. А как у вас?"
"С тобой точно ничего не случилось? Твой голос какой-то взволнованный".
И затем у нее вырвалось: "Да, только что случилось кое-что... очень странное".
Она тут же пожалела об этом. После паузы ее мать сдержанно произнесла: "Да?"
Я бессмертна. Да, а еще я в прошлой жизни была Габриель из Потейдии. Дохлый номер.
"Я, ээ... я сейчас встретила девушку в метро, и... и она сказала, что готова поклясться, что знала меня в Уэльсе, - отчаянно выдумывала она на ходу, - а я - я вообще ее не помню, - ее мать явно ждала продолжения, и она не останавливалась. - Она сказала, что была на моем семинаре по Гомеру. В-вот только она почему-то решила, что меня зовут по-другому. Габриель", - добавила она во вспышке озарения.
"И это всё?" - ее мать одновременно была и удивлена, и успокоена.
"Да, - она почувствовала, что ее щеки горят от стыда. - Не знаю, мама - это правда меня так взволновало. Прости".
"Да, дорогая, ты слишком остро на всё реагируешь. Для людей совершенно нормально путаться в таких вещах".
"Да... конечно же, ты права".
"Если хочешь знать мое мнение, мне кажется, ты живешь в слишком большом напряжении, - авторитетно заявила ее мать. - Взять, к примеру, поездку в Грецию, и книгу о Зене - да, я знаю, это замечательно, но, по-моему, это всё тебя полностью выматывает - да еще тот дурацкий несчастный случай, когда эти идиоты врачи всё перепутали - ну, ты понимаешь, о чем я. Тебе надо бы приехать к нам хоть ненадолго. Такая чудесная погода, она создана совсем не для того, чтобы сидеть в четырех стенах в Нью-Йорке..."
Габриель пообещала приехать на четвертое июля и остаться на несколько дней, и затем они немного поговорили о книге, и ("кстати, о Зене", - добавила ее мать) о диске с 'Amore e Guerra', который ее родители наконец-то посмотрели, и о выставке Ренуара в Бостоне. Ее мать упомянула, несколько обвиняющим тоном, что экс-жених Джеки, Саймон (мальчик через две калитки) буквально только что получил кресло в совете директоров от северо-западного региона в Экологическом Оборонном Фонде, и она сказала: "А, здорово". Повесив трубку, она спросила себя, что ей теперь делать. Она бесцельно побродила по квартире, затем села за стол и включила компьютер, и принялась ползать по интернету, почти не сознавая, что читает. Она поискала картинки на запрос "Зена и Габриель" и какое-то время просидела, глядя на картину девятнадцатого века, где были изображены совершенно не похожие на них высокая растрепанная Зена с квадратной челюстью и слишком хрупкая мечтательная Габриель.
Затем, в каком-то порыве, который не могла объяснить, она снова схватила телефон и позвонила Арти. Он был дома и пришел в восторг, услышав ее голос.
"О, у меня никаких новостей - просто сижу дома, смотрю теннис - а у тебя что?"
"Я плохо себя чувствую, - сказала она. - Я так тебя и не поблагодарила как следует".
"Э, за что?"
"Что отвез меня тогда в больницу, что не оставил меня. Вел себя как настоящий друг".
После недолгого молчания он сказал слегка сдавленным голосом: "Правда?"
"Да, - и в тот же момент она поняла, что так и есть. Очень старый друг. В глазах у Габриель защипало, и прошло несколько секунд, прежде чем она снова смогла говорить. - Ну так что, - ей удалось заставить звучать свой голос беззаботно, - сходим в кафе Эдгара? Я плачу".
Арти ненадолго потерял дар речи, а затем пробормотал что-то бессвязное, что должно было означать "с удовольствием"; вскоре они уже пили кофе со сливками и ели пирожные под высоким оранжевым потолком кафе с канделябрами в стиле Арт Деко, и Эдгар Аллан По с портрета на стене не сводил с них своих мрачных глаз. Разговор легко завязался и поддерживался - Арти по одному ему известным причинам выдал ей длиннющий и запутаннейший обзор какого-то ужастика, который недавно посмотрел; а затем, без всяких предисловий, она взглянула на него и спросила: "Арти, что бы ты сделал, если бы вдруг узнал, что бессмертный?"
"А, - вилка с чизкейком застыла на полпути к его рту. - Бессмертный? Как это?"
"Ну, не знаю... в смысле, это не важно. Например, ты принял таблетку, и даже не знал сначала, а она сделала тебя бессмертным".
Он пару секунд это обдумывал, затем по его лицу расползлась широкая улыбка. "А, это как те вопросы по этике, которые задают на курсах философии? Я в колледже ходил на занятия по философии, между прочим, просто потому что это было необходимо для моего гуманитарного курса, но там оказалось действительно круто, ну, ээ, значение жизни, и всё такое - в общем, профессор часто задавал нам такие же вопросы, вроде "если бы тонул корабль, или там пожар, и вы могли бы спасти либо вашего лучшего друга, либо всемирно известного ученого, который должен вот-вот найти способ вылечить рак..."
"Это не вопрос этики, - сказала она. - Мне просто интересно. Я сегодня кое-что прочитала".
"А. Значит, что, если бы я узнал, что бессмертный? Ну, наверное, я был бы на седьмом небе от счастья, разве нет?"
"И это не испугало бы тебя? Я имею в виду, ты только подумай. Жить вечно. Всегда".
"Наверное, я бы об этом не думал, - сказал он. - Просто стал жить одним днем, понимаешь?"
Жить одним днем. Может, в этом и был смысл. Она вдруг почувствовала легкость и радость, и ей захотелось поцеловать Арти, который вернулся к своему недоеденному чизкейку.
"Теперь я, - сказал Арти с набитым ртом. - Если бы ты была на корабле, и он вдруг начал тонуть, кого бы ты спасла? Своего лучшего друга или всемирно известного ученого?"

"Мы на месте", - сказал Арес.
Они были на месте; снова в храме, где две тысячи лет назад он сохранил свои последние воспоминания о ней и погрузился в подобный смерти сон богов; в зале, где на фреске продолжала сидеть на коне Королева Воинов во всей своей красе.
Теперь она стояла там, в тусклом колышущемся свете созданного им факела; ее тело было напряжено, руки она сцепила перед собой, лицо было суровым и застывшим. Даже в этой одежде, грубых синих штанах и выцветшей рубашке, она была Зеной. Свет факела дрогнул, сдвигая тени вокруг нее, и мелькнула быстрая пугающая мысль, что, возможно, она была просто плодом его больного воображения.
"Покажи мне, - сказала она, ее голос прозвучал странно и резко под низким потолком пещеры. - Я должна знать".
О, это была она, определенно. Она была рассержена из-за проблемки Габриель; рассержена на себя и, вероятно, глубоко внутри, на него. Но Зена, сердящаяся на него, была тем, с чем он вполне мог жить. Точно как в старые времена.
"От Бога Войны до инспектора по воде. Какое понижение и..."
Она остановила его убийственным взглядом, и он поднял руку, направляя волну силы на каменные плиты, запечатывавшие склеп. Скала задрожала, наполняя зал слабой вибрацией, и двери начали скользить в стороны, открывая холодную черную пустоту. Еще одна волна, сошедшая с его руки, рассеяла мрак вспышкой темно-красного света от факела.
"Всё еще не разучился", - Арес усмехнулся и повернулся к Зене, и был ошеломлен, увидев выражение ее лица - она смотрела на него - нежно, потрясенно, почти испуганно.
"Арес..." - прошептала она.
Он понял. Склеп; то, что он сделал, потеряв ее. Возможно, до этой секунды она не осознавала полностью всё происшедшее.
Он коснулся пальцами ее лица. "Теперь... ты больше не хочешь обвинять меня во всём?"
Она подарила ему крошечную вымученную улыбку и повторила: "Покажи мне", на этот раз ее голос звучал нежнее.
Она вместе прошли в проем. Она была там - струйка воды в скале, переливающаяся всеми цветами радуги в свете факелов. Арес сложил ладони, набирая в них немного воды - Зена стояла рядом с ним - и выпил. Смертный мог и не заметить присутствие этого уникального сладко-горького мощного привкуса.
"Да, - сказал он. - Точно".
Ее лицо едва дрогнуло. Через секунду она сказала: "Ты никак не сможешь это исправить", - и это было скорее утверждение, чем вопрос.
"Что заставляет тебя думать, что она хочет, чтобы я это сделал? Ваши ученые возятся с мышами в надежде найти способ продлить смертную жизнь хотя бы вдвое. А у нее есть..."
"У нее нет выбора! Если бы она хотела, чтобы ты забрал у нее бессмертие - ты бы смог это сделать?"
Он отрицательно покачал головой.
Зена вытянула руку и поднесла ее к капающей воде; и затем, до того, как он понял, что происходит, она поднесла ладонь ко рту.
"Что ты...?"
Он попытался схватить ее за запястье, но она заставила его отойти, прижав ладонь другой руки к его груди - и он словно вернулся вдруг на тот берег у утеса после падения повозки, и смотрел, как она пьет смерть из пузырька: на этот раз тебе не удастся остановить меня. Только в этот раз она пила жизнь, не смерть, и он не знал, почему он хотел остановить ее - почему у него было такое чувство, будто он терял ее навсегда.
Он схватил Зену за плечи и притянул к себе, почти в ужасе. Она открыла глаза; в сумраке они казались серыми, с крошечными золотыми искорками от огня факелов.
"Ты пытался остановить меня...", - сказала она, и в ее голосе было легкое недоумение.
Он совершенно не знал, что сказать. Висела тишина, и он отчетливо слышал тихое шипение факелов, капанье воды - прерывистое дыхание Зены - стук его собственного сердца.
"Это - то, чего ты хотел", - сказала она, безо всякой горечи.
Чего он хотел. Я больше не буду собой, однажды сказала она ему. Он не был уверен, чувствовал ли он хоть что-нибудь, или наоборот, слишком много, чтобы осознать эти чувства.
"Зена..." - сипло сказал он.
Она дотронулась до его лица обеими руками и резко прервала его поцелуем.

Габриель пробовала дозвониться Зене четыре или пять раз; бродя по квартире, она пыталась догадаться, была ли Зена с Аресом - в какой-нибудь крепости, если у него еще остались из старого запаса, или в каком-нибудь пентхаусе на Пятой Авеню с ультрасовременным черным интерьером, или в Риме - откуда ей было знать; она подумала, не полакомиться ли мороженым, и заинтересовалась, могли ли бессмертные толстеть. Затем зазвонили в домофон - и да, это была Зена; дожидаясь, пока она войдет, Габриель подумала о том, что собиралась сказать. Она примирилась со своей судьбой... нет, так это звучало бы, словно она получила смертный приговор. Она будет в полном порядке. Она просто будет жить одним днем.
Только, после короткого промежутка, это будет жизнь без Зены. От этой мысли она почувствовала тошноту; до этого ей каким-то образом удавалось запрятать эти мысли куда-то далеко.
Конечно же, был выход. Но она не стала бы, не могла просить об этом; не могла бы даже дать Зене пойти на это, если бы Зена сама предложила. Зена никогда не хотела бессмертие. Даже во имя любви - это была слишком огромная просьба.
Она открыла дверь, как раз когда Зена подходила к ее квартире, быстрым шагом, с уверенным видом, хотя и с легкой грустью тоже.
"Зена, послушай - я думала об этом и - пожалуйста, не обвиняй себя, ладно? Пожалуйста. И не волнуйся обо мне, со мной всё будет прекрасно, я..."
Зена остановилась в дверях, прямо перед ней. "С нами всё будет прекрасно".
Что-то в том, как она это сказала, огорчало.
"Зена...?"
"Хей, - Зена сжала ее плечо. - Не собираешься же ты говорить об этом прямо здесь".
Дверь закрылась за ними с унылым стуком, и затем Габриель резко развернулась. "Зена, если ты думаешь..."
"Не думаю".
"Но..."
"Габриель. Уже всё".
"Что?"
"Я бессмертна".
Габриель замерла, переваривая услышанное; но, возможно, всё это время она это знала.
"Почему? - беспомощно спросила она, заранее зная ответ. Затем ее огорошила другая мысль. - Подожди... Это Арес..." - она подсознательно чувствовала, что обвинить Ареса будет легче; легче думать, что это он подтолкнул Зену на такой шаг.
Зена отрицательно качнула головой. "Это было то, чего я хотела, - она улыбнулась и казалась почти счастливой; хотя, возможно, в ее глазах стояли слезы - или, может, они стояли в глазах Габриель. - Я всегда буду рядом с тобой".
И они обнялись; и, прикрыв глаза, Габриель почувствовала, как губы Зены коснулись ее щеки. Когда они отступили друг от друга, и она снова посмотрела на Зену, то была практически готова поверить, что всё действительно будет прекрасно.
Затем она сказала: "Не могу поверить, что ты это сделала. Это - просто... - она покачала головой, не находя слов. - Я не имела никакого права просить..."
"Ты и не просила, - Зена коснулась ее руки. - Это был мой выбор. Габриель... в нашей другой... я хочу сказать, тогда, в прошлом - ты однажды сказала мне, что твой путь - со мной, несмотря ни на что. Так вот, мой путь - с тобой".
Габриель пыталась сдержать готовые хлынуть слезы. "Я бы ни на что не променяла мою жизнь с тобой".
Зена кивнула. "Я тоже".
Возможно, никакого другого выбора и не было.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга, пока, наконец, Габриель не заставила себя улыбнуться. "Не хочешь вишен?"
"Конечно".
И они сидели на диване и ели вишни; Габриель поставила диск 'Голубой рапсодии', и по квартире разнеслась легкая музыка об уникальной красоте жизни, грусти и радости.
"Знаешь, - сказал Габриель, - я кое-что поняла".
"Да?"
"Я знаю, что отчасти страшно думать о вечности, но... знаешь, и не надо думать. Нужно просто жить одним днем".
Громкая насыщенная музыка заполняла тишину. "Одним днем... - задумчиво пробормотала себе Зена. Затем она повернулась к Габриель и усмехнулась. - Вечно ты философствуешь".
"А как же иначе", - усмехнулась Габриель ей в ответ.
После секундной паузы она добавила: "А знаешь, я всегда жалела обо всех книгах, которые мне никогда не доведется прочесть, прекрасных картинах, которые не доведется увидеть..."
"Так много культуры, так мало времени?"
Габриель засмеялась. "Да. Что ж, теперь мне хватит времени на всё на свете. Это так... - она остановилась, задумавшись. - Это так - невероятно".
"Да".
"Ладно. Куда ты дела Ареса?"
Зена с усмешкой взглянула на нее. "А - всего лишь бросила его в Университете на лекции".
"Ха-ха", - Габриель дружески ткнула ее под ребра и получила ответный толчок.
"Он у меня в квартире, - невозмутимо сказала Зена, словно говоря об обычном приятеле, а не о Боге Войны. - Если никуда не ушел".
"Здорово. Знаешь, он, наверное, разукрасит твою уютную квартирку черепами и мечами".
"Мм - тогда я смогу проводить у себя факультетские вечеринки. Это станет мегапопулярно. Вроде как отражение жестокости и бессмысленности современной жизни или что-то вроде..."
"Или, более вероятно, он сломает твой DVD-плейер или..."
Музыка стихала, и сквозь негромкие аккорды Габриель услышала громкий звонок в дверь.
"Ого. Интересно, кто бы это мог быть".
"Давай только надеяться, что не очередной бог".
"Боги не пользуются звонками".
Габриель нажала паузу и пошла открывать. По другую сторону оказался никто иной как Арти, и когда она открыла, он стоял, держа в руках скулящий извивающийся шарик, щенка - золотого лабрадора, такого очаровательного, что ее "Боже мой!" вышло почти как визг.
"Привет, - подошла сзади Зена. - Что это у нас тут?"
"Не что! - Габриель наградила ее шутливо укоризненным взглядом. - Кто".
"О, привет, Линн, - Арти широко улыбнулся обеим. - Это, в общем, мальчик – эй, тише ты, тише - понимаете, Джаспер стал счастливым папашей, и, - он погладил пушистую голову щенка, который сразу же попытался лизнуть его розовым языком, - я решил, что подарю тебе одного в честь дня рождения. Я знаю, что слегка раньше срок..."
"Да, на три с половиной месяца", - сказала Габриель, тронутая и развеселившаяся.
"Ну да, но кто считает? Ой, вы посмотрите на него - разве не лапочка. Он самый крохотный, и мне показалось, что тебе подойдет такая карманная зверюшка, - он засмеялся над собственной шуткой. - Ты сражена, да? Ну, можешь не отрицать..."
Габриель улыбнулась ему в ответ. "Сражена наповал. Спасибо, Арти, это очень мило с твоей стороны", - действительно сраженная, она погладила щенка по голове, давая ему помусолить свои пальцы, а затем взяла его у Арти - крошечный пушистый теплый комочек, такой живой в ее руках.
"Эй, - сказал он, - может, ты назовешь его как-нибудь из тех историй про Зену. Аресом, например".
Габриель перехватила полный веселья взгляд Зены и усмехнулась, поднимая щенка, так что его толстые лапки взлетели в воздухе. "Нееет, он, по-моему, совсем не похож на Ареса. Но ты не волнуйся, я подберу ему хорошее имя", - она прижала к себе щенка, а затем ойкнула и рассмеялась, когда щенок принялся жевать ее волосы, и неуклюже обняла Арти одной рукой, прижавшись к нему, и он в ответ осторожно обнял ее за плечи.
"Что ж, - сказала она. - Вот теперь у меня точно есть всё, что мне нужно".
Зена вопросительно взглянула на нее; и, сказать по правде, она сама точно не знала, что имела в виду - только то, что она была счастлива.

Она стояла перед дверью своей квартиры, с ключом в руке; думая, был ли он там, и глубоко внутри зная, что сомневаться в этом незачем. Это было невероятно странно - сознавать, что они теперь были вместе, что ничто больше не стояло между ними - что она могла прийти домой и ожидать, как само собой разумеющееся, что он там будет.
И он там был, удобно устроившийся в ее кресле, читал книгу; лучи заходящего солнца в окне придавали его волосам золотой отсвет, а черному кожаному костюму - мягкое сияние. При ее появлении он поднял голову, без малейшего удивления, с теплыми искорками в глазах. Он закрыл книгу, и она увидела, что это была 'Зена - Королева Воинов: Тайна, История, и Миф', собрание эссе 1998-го, среди которых было и ее собственное, получившее широкую известность - "Зена и Ливия: Историческая Загадка".
"Перечитываешь свою историю", - сказала она.
Арес качнул головой, чуть приподняв одну бровь в поддразнивающем веселье. "Ты всё так же не даешь мне спуску".
"Не знаю, о чем ты говоришь", - сказала она; прекрасно зная, конечно же, что они оба всё отлично поняли.
"Давай посмотрим... - он заново открыл книгу и невозмутимо пролистал ее, отыскивая нужную страницу. - При использовании свитков Габриель в качестве источника информации, историк сталкивается с несколькими основными проблемами: пробелы в отчетах; ненадежные копии потерянных оригинальных свитков; и, конечно, - он иронично подчеркнул слово, - необходимость отделять факты от романтичных сказок о богах".
Она подошла ближе и встала над ним, ощущая крошечную теплую дрожь желания от близости его тела, от того, как он смотрел на нее снизу вверх, от того, как чуть приоткрылись его губы, как засверкали его глаза. Книга выскользнула из его руки и с глухим стуком упала на пол, застеленный ковром.
"По крайней мере, я написала, что они были романтичны, - сказала она. - Тебе бы почитать Салли Ламирину, ее 'Арес в свитках Зены: Символ Фаллической Силы'".
"Ммм, - он медленно провел руками по ее ногам, остановившись на ее бедрах, и подтянул ее ближе к себе. - Звучит не так уж плохо".
Она села ему на колени, раздвигая его ноги, и положила руки ему на плечи. "Это плохо, - хрипло сказала она, полуприкрыв глаза, наклоняясь к нему, ощущая его дыхание. - Очень, - ее губы почти касались его губ, - очень плохо".
Она быстро, страстно, дразня, поцеловала его и отклонилась; и когда она снова наклонилась к нему, он остановил ее, коснувшись пальцами ее губ, глядя ей прямо в глаза.
"Так значит, - сказал он, - тебе никогда не приходило в голову, что всё это могло бы быть на самом деле. Должно быть, это стало для тебя тем еще шоком".
Конечно, это было преуменьшением. Но так или иначе, осознала вдруг Зена, водоворот эмоций, которые она тогда испытала - недоверие, недоумение, ужас, замешательство - больше не казался настоящим, словно уже эти воспоминаниями были из другой жизни. На мгновение это ошеломило ее; затем она отодвинула все мысли.
"Я думала, что сошла с ума, - сказала она. - Или сплю".
"А сейчас ты так же думаешь?" - негромко спросил он, касаясь ладонью ее щеки.
"Мне всё равно", - сказала она и наклонилась снова поцеловать его.

"Нью-Йорк Таймс"
15 октября 2005
Раздел: Искусство и Проекты
Путешествие в Грецию меняет карьеру ученого
Автор: Лиз Скотт
До недавнего времени Линн Дойл была восходящей звездой научного мира. В свои тридцать три она уже получила степень профессора истории в Нью-йоркском Университете и, по слухам, получила предложения от Йеля и Гарварда. Многократный докладчик известных конференций и автор множества статей для журналов, она заключила превосходный книжный контракт с коммерческим издателем, Альфредом П. Нопфом, на книгу о жизни Зены, легендарной "Королевы Воинов" из Фракии. Ученые и простые любители истории с нетерпением ожидали выхода книги, которая предполагалась стать первой полной биографией Зены, охватывающей все ее тридцать с лишним лет.
Но два месяца назад доктор Дойл оставила всё это.
В настоящее время, покинув свою квартиру в Манхэттене и оставив работу в университете, она переехала в Илион, штат Нью-Йорк (население 8612), где недавно купила дом. Она завела лошадь. Она совершает трехчасовые поездки в Нью-Йорк (верхом гораздо быстрее, усмехается она). И продолжая работать над книгой о Зене вместе со своим соавтором Жаклин Лионс, доктор Дойл теперь представляет ее как смесь истории и романа, то есть, объединяя мемуары Зены и ее летописицы и подруги Габриель, "Сражающейся Сказительницы из Потейдии". Эта книга, как теперь ожидают, добавит к историческим данным и результатам исследований немало мифологических преувеличений, которые всегда сопровождали историю Зены: например, рассказы о сражениях Королевы Воинов с богами Олимпа и даже их смерть от ее руки, и - крайне популярное среди романтиков - описание бурных отношений Зены с богом войны Аресом.
Иронию такого поворота отмечают все. Доктор Дойл, по свидетельствам ее изумленных, теперь уже бывших, коллег и огромного множества, опять же, бывших, студентов, всегда крайне негативно относилась к тенденции смешивать ученые изыскания о жизни Зены с "романтикой". Цитируя декана исторического факультета НУ Нору Кей Лефлер, "мы все просто хотим спросить Линн: Что случилось?"
Когда этот вопрос был передан доктору Дойлу, она пожала плечами. "Меня с детства привлекала история Зены, - говорит она. - А потом в какой-то момент я спросила себя, не пытаюсь ли я лишить эту историю всего того, что как раз и делает ее такой притягательной для всех - включая меня саму".
Доктор Дойл не слишком много рассказывает, если не сказать, умалчивает, о причине своего прозрения. Она упоминает только, что первые сомнения о правильном курсе своей карьеры появились у нее во время ее путешествия в Грецию с мисс Лионс в мае прошлого года, на раскопки, безусловно, являющиеся пока самой громкой находкой короткого нового века: крупный тайник оригинальных свитков Габриель из Потейдии. Во время нашего интервью создалось впечатление, что бывший академик гораздо больше интересуется обсуждением другого своего, совместного с мисс Лионс, проекта - Комитета по Спасению в Гуандуне, посвященного помощи жертвам разоренной войной провинции.
От 27-летней мисс Лионс скорее можно ожидать беллетристики, во что, похоже, частично превращается биография Зены, которую она теперь пишет в соавторстве с доктором Дойлом. Ее первая книга, "Дева-эвменида" (РандомХаус, 2002), биография героини Французской Революции Шарлотты Корде, имела оглушительный коммерческий успех, но подверглась резкой критике некоторыми ученых за романтизацию исторического материала и пренебрежение множеством фактов; в своей статье для 'Нью-Репаблик' историк Роберт Сгриксия признал, что книга была "интересной, даже иногда захватывающей", но рецензировал ее как "шутовской подход к истории". Мисс Лионс также являлась соавтором доктора Рени Райан в написании нынешнего бестселлера "Без страданий и лишений: как вкусно поесть и остаться в форме".
Мисс Лионс не скрывает, что при ее первой встрече с доктором Дойл, доктор Дойл несколько сомневалась в ее подходе. Однако они обе полностью отрицают, что изменение во взглядах доктора Дойла имело какое-либо отношение к влиянию мисс Лион.
Говоря о преобразовании доктора Дойл, мисс Лионс оказывается гораздо разговорчивее самой доктора Дойл. "Это было удивительно, - говорит она с нескрываемым энтузиазмом, вспоминая их поездку в Македонию. - Нам довелось взять в руки настоящие свитки Габриель. Мы видели шакрам Зены. Мы видели храм Ареса, где, возможно, когда-то у алтаря стояла сама Зена. Это словно прикоснуться к живой истории - живому мифу. Я думаю, что это был поворотный момент для Линн, как религиозный опыт".
Вполне понятно, что такие заявления заставляют некоторых из прежних партнеров доктора Дойла нервничать. Не называя имен, можно отметить, что некоторые из них описывают ее прозрение такими унизительными терминами как "преждевременный кризис среднего возраста". Другие полагают, что ее решение дополнить книгу фантазиями было частично вызвано финансовыми причинами, в том числе, перспективой экранизации в кино и на телевидении. В НУ, в частности, ее решение вызвало не только горечь, но и панику. Эти неприятности усилены тем фактом, что бомба об отставке доктора Дойла вынудила деканат искать нового преподавателя для ее семинара по Зене на осенний семестр, притом, что курс был переполнен после обнародования факта обнаружения собрания свитков Габриель. Несмотря на сожаление, что подвела своих коллег, доктор Дойл непреклонна в своем решении, утверждая, что больше не сможет вести курс с необходимыми взглядами и беспристрастностью.
О своей главной перемене доктор Дойл определенно не сожалеет. "Я очень горжусь моей карьерой историка, - говорит она. - Я горжусь работой, которую проделала. Теперь я достигла этапа в жизни, когда мне нужно что-то новое". Под новым она подразумевает не только книгу - публикация которой намечена на последнюю декаду следующего года, с уже ведущимися разговорами об экранизации - но также и ее новую деятельность во имя жертв гражданской войны в Гуандуне. (хотя эта организация официально начнет функционировать только в январе, она уже получила известность благодаря голливудской звезде Венере Мэдисон, получившей в комитете почетный пост) Цитируя доктора Дойл: "Джекки и я решили, что, если мы собираемся писать о двух людях, чьи жизни были посвящены - как бы старомодно это ни звучало - высшему благу, мы должны сами на практике испытать то, о чем пишем".
Хотя, конечно, не стоит ждать, что она возьмется за меч.
"А почему бы нет?"
Зена отвернулась от компьютера и взглянула на Ареса. Он валялся на диване, в одних черных пижамных штанах, с газетой в одной руке и кружкой кофе в другой.
"Почему бы нет - что?"
"Взяться за меч", - он ткнул пальцем в строчку в газете.
"Тебе бы это, конечно, понравилось, - сказала она, беря свою кружку кофе. - Пока они не заперли бы меня в психушке".
Он засмеялся и закрыл газету, бросая на пол.
"Ну, - сказал он, - это было бы интересно".
Она смотрела, как он пил кофе, и улыбнулась, потому что он выглядел сейчас таким мирным, домашним; затем она вспомнила Ареса на ферме - смертного, давным-давно, и легкая грусть появилась в ее груди, хотя и быстро исчезла. Она должна была быть счастлива.
"Сядь здесь", - сказал он.
"Не сейчас, - ответила она, наполовину шутя, наполовину серьезно. - У меня есть чем заняться".
"Ты и твоя книга".
Она усмехнулась ему. "Тебе стоит найти работу".
"О да, - он отставил пустую кружку и потянулся. - Как насчет международной торговли оружием?"
"Очень смешно".
"Ты же не ждешь, что я пойду по стопам сестрицы и стану кинозвездой?"
"О, не знаю, - она уперлась подбородком в ладонь и ухмыльнулась. - Может, тебе бы даже дали помахать мечом..."
"И я бы завел прислугу приносить мне кофе", - он поднял пустую кружку и помахал ею.
"Вижу, ты подсел на похлебку из солдатских сапог".
"Как ты говорила, - он вытянул руку с чашкой и прищурился, глядя на нее - и в следующую секунду она оказалась до краев наполнена темным горячим напитком, - он пробуждает дух борьбы".
Зена, улыбаясь, покачала головой. "С кем ты собрался бороться?"
Он пожал плечами. "Ты же знаешь, как говорят. Для истинного воина борьба всегда найдется".
“И кто же так говорит? Ты?”
Он не успел ответить, как из-за двери донесся лай, и раздался звук открывающегося замка; лай стал громче, сопровождаемый топаньем лап по полу, а затем послышался голос Габриель, кричащей: "Уолтер! Уолтер - место!"
В следующее мгновение в гостиную ворвалась собака, оглушительно лая и с бьющей из нее энергией; пес на секунду замер, а затем рванул к Аресу, маша ушами и качая хвостом, и, встав на задние лапы, уткнулся передними в колени Ареса. Зена засмеялась и тряхнула волосами.
"Вижу, собаки тебя всё так же обожают".
"Убери от меня этот комок шерсти", - прорычал он в наигранном возмущении, гладя пса по голове.
"Эй! Ты как это называешь моего пса!"
Габриель вошла с огромным бумажным пакетом в руках и поставила пакет на стул. "Я купила тебе кексов, - сказала она Зене. - В этой глуши найти выпечку - просто дикое везение. Уолтер - к ноге!"
Уолтер подбежал к ней, затем к Зене (которая, как обычно, сделала вид, что не замечает его, хотя, когда никто не видел, она была не прочь поиграть с ним); затем покрутился на месте и вернулся к Аресу, устроившись у него в ногах.
"Кажется, у тебя появился конкурент", - сказала Зена.
Габриель скорчила гримасу. "Ты уже читала статью?"
"Читала, - Зена подняла бровь. - Что там было про религиозный опыт?"
"Ну, ты же поцеловала бога. В храме".
"Знаешь, то, чем мы занимались в храме - это не то, что подразумевают люди, говоря о религиозном опыте".
Арес ухмыльнулся. "Очевидно, они никогда не имели опыта со мной”.
"Ладно, - Габриель подошла к Зене сзади и положила руку ей на плечо, глядя на монитор, где сейчас была последняя глава ее книги. - Что ты делаешь?"
"А - просто говорю Аресу, что ему надо искать работу".
Габриель засмеялась. "Вот будет номер. Стой, а может, Арес мог бы возглавить футбольную команду? Ты же знаешь, что американский футбол - это просто знаменитая метафора для войны, да?"
"Скорее уж, дурацкая и скучная метафора для войны”, - сказал Арес.
"Конечно, - Зена похлопала Габриель по руке. - А потом ты организуешь комитет, чтобы сражаться с насилием на спортивных соревнованиях".
"А это идея. Слушай, шутки в сторону, нам надо кое-что сделать. Я возвращаюсь к двум часам в Нью-Йорк - пообедать с Арти".
"Свидание?" - весело спросила Зена.
Габриель наморщила нос, усмехаясь. "А я думала, ты не любишь женские разговоры".
"Это было две тысячи лет назад".
"Хм... Я уже не уверена, что ты-новая мне понравишься".
"Еще как понравлюсь. Ну так что? Это правда свидание?"
Габриель собиралась что-то ответить, но Уолтер вдруг навострил уши, взвизгнул и бросился к французским окнам, а там возбуждено забыл лапами в стекло, явно поглощенный чем-то снаружи.
"Уолтер! Тихо, - сказала Габриель, подходя к окну. - А, это всего лишь белки".
"Выпусти его, или он так и не угомонится, - сказала Зена. - Хотя до сих пор не могу поверить, что ты назвала беднягу Уолтером. Дурацкое имя”.
"Как будто ты разбираешься в собачьих именах, - Габриель удалось отодрать Уолтера от окна, и она наклонилась, гладя его. - Я же говорила, я назвала его в честь Уолта Уитмана. На меня нашло озарение, когда мы шли по Бруклинскому мосту, и я подумала о его поэме...”
"Снова поэзия, - сказал Арес. - Сколько можно".
"Эй, скажи спасибо, что я не назвала его Мэтью или Арнольдом, - парировала Габриель; и, поворачиваясь к Зене. - Знаешь, в честь Мэтью Арнольда. Поэта викторианской эпохи. Того самого, который написал 'Берег Дувра' - ну, помнишь, стихотворение, которое я тебе на днях читала? - она усмехнулась. - Тебе понравилось".
Зена вспомнила - и ощутила внутри странный покой. "Да, - сказала она. - Понравилось".
Арес бросил на нее полный веселья взгляд. “Похоже, это что-то стоящее”.
Габриель выпрямилась, сцепив перед собой руки, словно она была бардом, выступающим на каком-то древнем фестивале, и раскрас солнечного осеннего дня в окне у нее за спиной был как занавес; и затем начала рассказывать .
"… Ведь этот мир, что рос
Пред нами, как страна исполнившихся грёз, -
Так многолик, прекрасен он и нов, -
Не знает, в сущности, ни света, ни страстей…"
Постепенно ее голос стих, перейдя от драматического распева к тихому, почти удивленному тону, словно она сама только в этот момент поняла смысл этих строк и оказалась поражена ими.
"Ни мира, ни тепла, ни чувств, ни состраданья,
И в нём мы бродим, как по полю брани,
Хранящему следы смятенья, бегств, смертей,
Где полчища слепцов сошлись в борьбе своей".
В обычном случае Зена обернула бы это в шутку, и Арес бы подколол Габриель ее страстью к поэзии. Но сейчас Зене совсем не хотелось шутить; Арес задумчиво посмотрел на Габриель и поднял свою кружку в галантном, если только слегка ироничном, жесте, который мог быть тостом или одобрением.

Девушка вздрогнула и проснулась, и слегка занервничала; она чувствовала под своим одеялом твердую холодную землю. Она задрожала и придвинулась чуть ближе к своему бой-френду, который невозмутимо похрапывал рядом. Это была тупая идея, с опозданием подумала она - заключить пари в их компании, что они проведут ночь на римском форуме. Когда они только обсуждали, как проведут семестр за границей, эта идея казалась крутой - спрятаться в руинах, чтобы остаться там после закрытия входа для посетителей, но теперь... в общем, тут было неудобно спать, и довольно холодно, даже в свитере и куртке. Кроме того, местечко выглядело весьма жутковатым, вдали от городских огней; курия была освещена прожекторами, но остальной форум был темным, если не считать сломанных колонн и разбитых статуй, отливавших под луной молочным светом.
Девушка подумала, проснулась ли она от какого-то звука или движения - или просто от дискомфорта. Она закрыла глаза, сильнее закутываясь в одеяло, и решила снова заснуть.
На этот раз звук точно был - странный свист, который определенно не был порывом ветра. А затем - голос.
Она замерла, охваченная жутким страхом. Дурацкая, дурацкая идея.
Наконец она набралась храбрости открыть глаза. Они там были - футах в тридцати от нее - мужчина и женщина; лунный свет отражался в металлических стразах на жилете мужчины и на чем-то еще на его поясе - чем-то, похожем на... рукоять меча.
Девушка почувствовала, что ее пробил пот. Может быть, она просто спала.
Она пару раз толкнула в бок юношу и, стараясь не шуметь, прошептала: "Джейсон! Джейсон - проснись!"
"А? Мэл?" - парень потянулся; не успел он сказать ни слова, как девушка зажала ему рот рукой.
"Смотри, - выдохнула она ему в ухо, почти беззвучно. - Вон там - видишь?"
Он скосил глаза и наконец прошептал в ответ: "Да".
Мужчина и женщина прошли под руку дальше, их голоса были слышны, но слов из-за большого расстояния было не разобрать. Девушка вздохнула чуть свободнее.
"Ты видел, у него был меч?" - спросила она.
"Ну да, наверное, это реплика. Не бойся..."
Парень замолчал на полуслове, потому что именно в этот момент огни прожектора вокруг курии вдруг погасли, и, несмотря на свет луны и огни города вдалеке, тьма на секунду показалась чернее угля. Это пугало, и почему-то девушка была уверена, что это имело отношение к тем двоим.
"Что случилось?" - жалобно прошептала девушка; но прежде, чем парень успел что-нибудь ответить, свет вернулся - другой, гораздо теплее - и как будто бы живее. Только огни были теперь уже не только вокруг курии - они мерцали по всему форуму, в руинах и у статуй, и даже на соседней стене. Факелы, поняла девушка. Она перестала пытаться понять, что происходило, и просто оцепенело ждала, что будет дальше.
Она снова увидела мужчину и женщину, стоявших на открытой площадке, которая, вероятно, некогда была храмом. Мужчина что-то сказал, и женщина засмеялась и покачала головой; тогда он протянул руки, и воздух вокруг нее как будто засиял и задымился, и во что-то преобразовался. И вот уже она была одета в кожаную юбку и доспехи, отливавшие золотом в свете факела. Она оглядела себя, будто удивленная, а затем выпрямилась, подняла руку и вынула из-за спины меч.
Затем, без всякого предупреждения, она крутанулась на месте и замахнулась мечом быстрым грациозным движением, и ее меч встретился с мечом мужчины.
Они двигались в сложном, запутанном танце, наступая и отступая, атакуя и уворачиваясь вправо и влево, кружась и разворачиваясь, взмывая в воздух и вскидывая ноги, как в сложном балете; их мечи вспарывали ночной воздух и, сходясь, высекали снопы искр. Девушка была так напугана, что не смогла бы двинуться, даже если бы захотела, но в то же время какая-то часть ее требовала остаться и смотреть, что будет дальше.
"Как в кино", - прошептал парень.
Девушка подумала, не было ли это действительно съемками какого-то фильма. Но нет, в поле зрения не было видно ни одной камеры, и никаких признаков съемочной бригады; только эта парочка.
Их необычный танец привел их ближе к девушке, и за эти несколько секунд ей удалось хорошо разглядеть женщину, ее лицо - красивые, словно точеные черты, ярко сияющие глаза; когда она ловко блокировала меч мужчины, ее губы чуть приоткрылись в намеке опасной улыбки. Кружась друг вокруг друга, они дали на миг девушке возможность увидеть и лицо мужчины; что она действительно видела, так это то, что он и женщина двигались как одно целое, словно являясь отражениями друг друга, и каждый в точности предугадывал шаги другого.
В какой-то момент ей показалось, что мужчина победил, и женщина только блокировала его удары, отступая к разрушенной стене; она сделала пару шагов назад, вытягивая перед собой меч, удерживая мужчину, и когда уже казалось, что ей больше некуда идти, она бросилась вперед и с легкостью взмыла в воздух, с пронзительным звонким криком, перелетела через голову мужчины и приземлилась у него за спиной. Она торжествующе засмеялась, снова его атакуя, и он едва успел развернуться и встретить ее меч своим.
Снова и снова они сражались, свет факелов отражался на темной коже их одежды и на металле их мечей. Женщина великолепным ударом выбила меч из его руки с триумфальным выкриком; слишком преждевременным выкриком, потому что его сапог попал ей в солнечное сплетение, отчего она отшатнулась, и он, зарычав, успел поймать в полете свой меч, и они продолжали.
А затем, когда их мечи скрестились, почти у самой земли, они остановились. И снова они были достаточно близко, так что девушка смогла увидеть лицо женщины. Она улыбалась. Порыв ветра пронесся через форум, раскачав огоньки факелов и разметав длинные волосы женщины.
Мужчина что-то сказал, женщина ответила, но девушка не могла разобрать ни слова. Они медленно придвинулись ближе друг к другу, их мечи оставались скрещенными; и затем он обнял ее левой рукой за плечо и притянул к себе, и их губы встретились в длинном поцелуе.
Когда они отступили, женщина снова что-то сказала, почти касаясь губами уха мужчины; и девушке показалось, в очередном приступе страха, что они смотрели в ее сторону. Если она переживет ночь, решила она, то убьет Джейсона за то, что уломал ее на это пари.
Мужчина и женщина вложили мечи в ножны и снова поцеловались, заключив друг друга в объятия, рука женщины обхватила шею мужчины. Вокруг них вспыхнул нежно-голубой свет, окутал их, а когда растворился во взрыве искр, они исчезли.
Факелы вдруг потухли, а луна скрылась за облаками - и всё погрузилось в кромешную тьму ночи. В следующую секунду прожекторы, освещавшие курию, снова включились, и всё стало как прежде, словно ничто не нарушало обычную тихую ночь на древнем форуме.
Девушка села, с замеревшим сердцем. Когда она глубоко вздохнула, то ощутила ком в горле и колющую боль в груди.
"Мы видели это?" - спросила она хриплым полушепотом.
Парень сел рядом с ней и закашлялся.
"Да... наверное... - неуверенно сказал он. - Ты как?"
Девушка сделала еще один глубокий вдох. "Порядок".
Они посмотрели друг на друга в почти полной темноте, и затем парень сказал: "Да уж. Народ решит, что мы спятили, если даже заикнемся об этом".
"Мы ничего никому не расскажем. Они решат, что мы всё напридумывали. В смысле... древние призраки на форуме? Как же".
"А ты думаешь, это были призраки?"
"Я не знаю", - сказала девушка. Теперь, когда ее страх отступил, она каким-то образом вдруг знала, что они получили невероятный шанс увидеть... в общем, увидеть то, что они увидели, что бы это ни было. Как минимум, эту часть их поездки за границу они никогда не забудут.
Несколько секунд они сидели молча. Затем парень сказал, будто повторяя ее мысли: "Они были потрясающими".

Но, несмотря на, переводчикам спасибо за труд!

Imagine how awesome, together we'd be.
So feel what I'm feeling
Come melt into me.