[hide=30]

[/hide]

Название: Курение (Smoke)
Автор: phinnia
Оригинал:http://community.livejournal.com/housefemslash/1063.html
Перевод: kafachka
Разрешение: получено
Бета: Барабулька
Пейринг: Кадди/Стэйси
Жанр: фэмслэш, ангст
Рейтинг: R
Примечание автора: события сразу после инфаркта
Примечание переводчика: это мой первый перевод, так что я очень нуждаюсь в дельных советах)

Стэйси снова начала курить: ментоловые. Ее выдают морщины вокруг рта, боль, сквозящая во взгляде, запах волос. Это понятно, но это терзает сердце Лизы и напоминает, зачем они делают это: потому что каждая минута, когда она не думает о Грэге - иная. В эти минуты Стэйси не переживает, не курит, не рвет себя на части, пытаясь сделать невозможный выбор. Они почти не говорят об этом.

Первый раз это случилось сразу после операции, когда они проснулись и уставились на часы, двери палаты, телефон - что-либо, что могло дать хоть какой-то смысл двигаться дальше. Лиза протянула руку и положила ее на колено Стэйси, и та внезапно ухватилась за нее и держала своей длинной узкой ладонью, скользкой от холодного пота.

«Давай пройдемся», - Сказала Лиза не своим голосом. Стэйси кивнула, и они вышли из холла как два призрака, полностью бледные и с темными кругами под глазами. Перед тем как их мысли соединились с их телами они зашли вместе в туалет и появились только через двадцать минут: с размазанной помадой, колготками в затяжках, и пальцами Стэйси, тяжело пахнущими сексом.

Сейчас Стэйси заходит в кабинет Лизы в ее квартире с испуганными усталыми глазами, которые выдают: она не знает, как заставить Грега услышать ее. И Лиза обнимает ее своими умелыми руками, пытаясь хоть немного разделить эту ношу, и ласкает ее искусным языком.

[hide=100]
Кадди не знала, сколько она простояла в своем кабинете, опустив невидящий взгляд в ковер, снова и снова прокручивая в голове все варианты развития этой ситуации. Этой невозможной патовой для обоих ситуации. И с каждым часом она все отчетливее и яснее понимала, это цунцванг. Обоюдный. Ни ему, ни ей теперь ничего нельзя сделать. Ничего. Все. Они загнали в угол самих себя. И сейчас осталось только замереть. Слиться со стеной. Кто первый пошевелиться, тот и проиграл.
Внезапно Кадди почувствовала, как ее будто встряхнули. Она попыталась встать на затекшие от долгого неподвижного положения ноги и подняла глаза на уже, должно быть пустой холл. Но холла она не увидела. Сквозь стеклянные двери она видела только издевающиеся над ее сомнениями глаза и злую ухмылку победителя. Убедившись, что Кадди его видела, Хаус пошел в сторону лифтов.
- Ах ты, чертов гад! - прошипела сквозь стиснутые зубы главврач и, звонко стуча каблуками по серому гладкому полу, почти выбежала за ним в пустой холл.
- Не смей убегать от меня, скотина! - крикнула она, видя, что диагност спокойной размеренной походкой вошел в лифт. - Мы поговорим! И поговорим прямо сейчас!
Хаус вошел в открывшиеся перед ним двери и, по-прежнему улыбаясь своей так ненавидимой ею сейчас улыбкой, нажал на кнопку этажа.
Двери лифта закрылись прямо перед ее лицом, что еще больше взбесило и так разъяренную Кадди. Она начала нажимать на кнопки обоих лифтов, всерьез обдумывая, не проще ли будет добежать до четвертого этажа по лестнице. Сейчас она была так заполнена до краев злостью на него, на себя, на его ухмылку, на ее слабость, что вполне успела бы оказаться у дверей его кабинета раньше, чем он, несмотря на расстояние, каблуки и узкую юбку.
Наконец, двери соседнего лифта мягко открылись.

- Ты мерзкий черствый ублюдок!
Кадди начала кричать в спину Хауса из едва открывшегося лифта.
Тот не отреагировал, только обернулся вокруг себя и, убедившись, что они совершенно одни в коридоре, коротко кивнул и вошел в свой офис.
Четвертый этаж и правда был почти пуст. Ни медсестер, ни врачей, ни тем более финансистов, юристов и администраторов в это время уже не было, палаты пациентов далеко, в офисе анестезии ремонт, а комната для дифдиагнозов была темной и пустой.
- Не смей уходить, Хаус! Ты мог сколько угодно злорадствовать, но сейчас тебе придется собрать вещи!
Кадди за несколько секунд преодолела расстояние до знакомой стеклянной двери.
- Собирайся, Хаус! - она влетела в полутьму неосвещенного кабинета. - Ты уволен!
- Вот как? - он сел, положив скрещенные ноги на стол.
- Да, Хаус! Вот так! - она подошла к нему и оперлась руками на спинку стула перед его столом.
Он взглянул на нее, оба поняли, что точно так же она стояла, когда в прошлый раз приходила к нему, приходила убедиться, что ему больно, и провернуть в его ране лезвие, если ей покажется, что страдает он недостаточно.
- Ты ошибся. Я больше не буду плясать вокруг тебя. Все. Хватит.
- Речь не обо мне.
- Хаус, перестань! Ты всегда думаешь только о себе! Ты не мог написать это заявление, не подумав о....
- Я думал о тебе.
Она удивленно вскинула брови, продолжая смотреть на него сверху вниз.
- Ты не сможешь отказаться от меня, - он скинул ноги со стола.
- Ха!
Он встал и, так же как и она, облокотившись вытянутыми руками на стол перед собой, взглянул в ее глаза.
- Ты хоть представляешь, насколько мой уход снизит количество лояльных к больнице спонсоров?
- Конечно, я даже представляю, насколько быстро я найду новых. - Кадди наклонилась к нему через стул, злясь еще и потому, что в кабинете полутемно. - Или старых, которые из-за твоего сволочизма долгое время были нелояльными.
- И что ты им предъявишь?
- Хаус, на тебе свет клином не сошелся, в мире ценится не только...
- В мире ценится лучшее! Чем больше у тебя лучшего, тем больше ты ценишься! Что ты им предъявишь? Без меня этот госпиталь среднестатическая маленькая учебная лаборатория для практикантов. Ты подумала о контракте со страховой компанией? Ты подумала о строительстве нового крыла? Ты подумала о новом оборудовании?
- Ты гад, Хаус! - прошипела она. - Но ты идиот, если...
- О, нет!
Он медленно вышел из-за стола. Она машинально отметила, что он без трости.
- Можешь называть меня как тебе угодно, и все будет правда, кроме того, что я не подумал, что делаю.
Он подошел к ней. Между ними стоял стул, но жар взаимной злости и ненависти чувствовался даже через метр наэлектризованного густого воздуха, он обжигал их, заставлял терять те крохи контроля, которые еще оставались в них обоих.
- Ты не сможешь без меня, пять из семи серьезных фондов - спонсоров ориентируются на меня. - Хаус как будто бил ее наотмашь, каждое его жесткое злое слово падало в темноту у ее ног как камень. - Через три месяца тебе придется заморозить стройку. Через шесть ты перезаключишь контракт со страховой на худших чем сейчас условиях. Из-за этого меньше чем через год тебе придется отказаться от бесплатного приема в клинике, и ты потеряешь контракты с университетом и медшколами. Госпиталь потеряет приставку учебный и все льготы, с этим связанные...
- Ты слишком самоуверен...
- Через год Принстон-Плейнсборо станет крохотной частной клиникой, живущей на пожертвования!
- Ты забыл, что у меня остается твой отдел! - они не заметили, как перешли на крик и сейчас в полный голос друг на друга орали.
- Кадди! Не смеши меня!
- Ты их годами натаскивал!
- И кто из них меня заменит? Чейз? Или, может, 13? Они не я! И ты это знаешь!
- Ты почти никогда не говорил ни с кем из спонсоров лично...
Хаус рассмеялся, поняв ее намек.
- Ты всерьез считаешь, что копии соглашения о разрыве нашего контракта не попадет ко всем до единого?
- Ты мерзкая самовлюбленная сволочь! - она злилась, понимая, что крыть ей больше нечем. - Ты сам сгниешь на задворках цивилизации... с твоим характером не один здравомыслящий главврач...
- Да! И я готов! В крайнем случае, выпрошу себе лабораторию для исследований и запрусь в ней с викодином и ...
- Ты сдохнешь без своих загадок через месяц!
- Да! Но пред этим я убью то единственное, что ты считаешь своим ребенком! - он одним рывком отшвырнул разделявший их стул и шагнул к ней вплотную. - Я убью Принстон-Плейнсборо!
Кадди молчала, осознание его правоты ударило ее, лишив тех немногих остатков эмоций, что еще были в ней, когда она поднималась сюда, кроме одной бесконечной огненно-рыжей волны ярости, бушующей в ней сейчас. Желание ударить, наказать, пронзить его своей ненавистью, сделать так больно, как только можно, и перейти эту грань, и ударить еще сильнее, горело в ней, сжигая душу.
Едва дыша от злости, она прошептала сквозь стиснутые зубы:
- Ты не посмеешь...
- Посмею, ведьма. - Хаус наклонился к ней, его горячее злое дыхание обожгло ее тонкую кожу. - Я прекрасно знаю, сколько ты вложила в эту гребаную больницу, ты сделаешь все, чтобы она была лучшей. Ты идиотка, если думаешь, что я не знаю обо всем, на что ты была готова ради госпиталя...
Он наклонился к ней еще ближе, их жесткие взгляды схлестнулись, ей показалось, что при этом она услышала металлический лязг, как при ударе шпагами. В его глазах было столько ярости и злости, что если бы Кадди могла думать о себе, она бы наверняка испугалась. Но она не думала, единственное, что она понимала, это что сейчас тихо и размеренно Хаус бил по ним обоим.
- Решай, Кадди, - прошипел он, заглядывая ей в глаза, - решай. Кого ты убьешь? Себя, попросив меня остаться, или свое детище, приказав мне уйти? Решай, стерва. Что ты выбираешь? Свою гордость или свою мечту?
Все.
Финал.
Они оба пошевелились, оба сделали ход.
И оба проиграли.
- Ты уволен, Хаус. - Едва дыша от ненависти, она отвернулась от него и на негнущихся ногах пошла к выходу.
- Ты все равно не сможешь меня отпустить, чертова ведьма!
Он в один шаг догнал ее и, больно схватив за руку, развернул к себе.
- Пошел ты!
Она размахнулась и изо всех сил ударила его наотмашь. Звонкий звук пощечины разбился о стеклянные двери, горькими осколками рассыпавшись по темноте кабинета.
Он схватил ее за предплечья и толкнул к стене. Каштановая копна волос на секунду разлилась по стене, жалобно звякнув, на пол упала заколка. Кадди сильно ударилась головой и плечами, машинально отметив про себя, что на руках и спине точно будут синяки. Она начала изо всех сил толкать Хауса, толком сама не понимая, хочет она освободиться или просто сделать ему больно. Ее отчаянные рывки, его жесткие злые руки, жаркая волна взаимной ненависти, накрывающая их в полутьме пустого кабинета.
- Не смей ко мне прикасаться, грязный ублюдок! - она из всех сил попыталась ударить его носком туфли по голени. Удар получился далеко не таким сильным, как Кадди хотела, и это только больше разозлило диагноста, он попытался прижать ее к стене еще плотнее.
- Не сметь? Ты же сама предложила, стерва... - прошептал он сквозь стиснутые от боли зубы, - на этом самом месте....
От этого горького воспоминания о ее слабости, ее глупости, ее мечте, которую она так неосторожно протянула ему, а он разбил вдребезги, у Кадди потемнело в глазах, она опять почувствовала уже ставшую почти знакомой горечь от осколков своих несбывшихся желаний на стиснутых с силой губах. Она начала вырываться, схватила все еще сжатыми им у плеч руками его за рубашку на талии и попыталась как можно больнее сжать пальцы, смять его плоть, разорвать тонкие волокна кожи и мышц, чтобы он вздрогнул, чтобы задохнулся, чтобы завыл от боли, чтобы ослабил хватку, выпустив ее из плена своих сильных рук. Извиваясь всем телом, она пыталась отпихнуть от себя так ненавидимого ею сейчас диагноста. Ее бешенство как будто передалось ему, он схватил ее за лацканы тонкого летнего плаща и одним грубым движением дернул его с ее тонких плеч, спеленав руки. Боль от впившейся в кожу ткани пронзила ее сознание, но сейчас она была готова на что угодно, лишь бы он не заметил ее слабости, вместо крика из ее груди вырвался лишь искаженный болью смешок. Она с силой выгнулась навстречу ему, его темному нависающему над ней телу, стараясь отпихнуть его от себя бедрами, заставить отступить, отойти, потерять равновесие. Он отшатнулся, то ли от ее сильного движения, то ли от волны злости и ярости, хлынувшей на него с новой силой, и сделал неуверенный шаг назад. Воспользовавшись этой долей секунды, Кадди освободила руки, сбросив плащ на пол, и попыталась из всех сил снова ударить, но Хаус, быстро поймав равновесие и встав на здоровую ногу, одной рукой перехватил ее движение и грубо сжал тонкие запястья, прижав кисти над ее головой.
- Сволочь! Гад! Убери свои...
- Ты моя, дрянь!
Он грубо и жестко накрыл ее губы своими, почти сразу почувствовав, как она впилась в него зубами, как на его язык упали горячие капли чей-то из них густой соленой крови. Он накрыл ладонью ее шею, сжав пальцы, заставив ее зажмуриться и затаить дыхание, только бы не застонать от боли, причиняемой его сильными жестокими руками и губами. Как пойманная в клетку птица, она бесполезно и больно билась под ним, прижатая его телом к равнодушно-красной стене темного пустого кабинета. Схватив ее за воротник блузки, Хаус резко дернул вниз тонкий шелк, в ночной тишине раздался жалобный скрип разрываемой ткани, несколько вырванных с корнем пуговиц упали к их ногам. Хаус прижался губами к обнаженной белой коже бьющейся в его объятьях женщины, зло и жестоко преодолевая ее яростное сопротивление, чувствуя жар, исходящий от ее тела, сходя с ума от ее долгожданной близости. Кадди запрокинула голову, изо всех сил вжав макушку в твердую стену, зажмурила глаза, надеясь, что из них не вытечет ни слезинки, стиснула зубы, сжала кулаки, надеясь не прорвать ногтями прозрачную кожу. Сейчас, прижатая к стене, загнанная в угол, полная ярости и ненависти, он была готова продать свою пустую, выжженную дотла их бессмысленными злыми играми, душу дьяволу, лишь бы Хаус, терзающий сейчас ее тело, не увидел ее слез, ее боли, ее слабости.
Вдруг холодная волна воздуха хлестнула ее по коже, она поняла, что диагност отстранился лишь когда он резко дернул на себя ее руки, все еще зажатые в его большой ладони, заставив ее потерять равновесие и нагнуться вперед. Пока Кадди пыталась устоять на высоких каблуках модельных туфель, он одним движением руки смахнул со стола большую часть того, что на нем было и, схватив еще толком не стоящую женщину поперек туловища, швырнул ее на жесткую серую поверхность с листами бумаг и канцелярской мелочью, заставив ее голову резко свесится с края стола, а руки беспомощно распластаться по бокам от нее. Еще до того, как Кадди осознала боль от удара, до того, как ее спина и локти коснулись стола, она услышала звук раздираемой ткани. Она напрягла ноги и попыталась ударить стоящего перед ней мужчину, но не успела. Едва она приподняла для размаха бедро, как его жесткие сильные руки схватили ее и грубым одним рывком сдвинули на самый краешек стола. Раздвинутыми бедрами она прижималась к его джинсам, лоскутья порванной от подола до пояса юбки свисали по обе стороны от ее белеющих в полутьме стройных ног. Одной рукой Хаус обхватил ее за спину, спеленав руку, прижимая ладонь к ее ягодицам, не позволяя ей извиваться, убивая все ее попытки вырваться из грубого жестокого объятия. Другую ладонь он запустил в ее волосы, сжав каштановые волны в кулаке, он контролировал движения ее головы, притянув к себе искаженное злостью лицо.
- Пусти, мразь... - простонала она сквозь стиснутые от осознания своей беспомощности зубы.
- Ты же этого хотела?
Одной свободной рукой она полуобнимала его на уровне талии, прижимаясь ладонью к выпущенным полам мятой рубашки. Снова дернувшись, она запустила руку под его одежду, впиваясь ногтями в горячую кожу, чувствуя, как обжигает ее руку это прикосновение, ненавидя себя за то, что делает, и наслаждаясь тем, как стекает по ее рукам его обжигающая густая кровь. Он ослабил хватку, чтобы перехватить ее кисть, они опять начали бороться, Кадди старалась оттолкнуть Хауса от себя, освободиться от его жестких грубых рук, от его губ, приносящих ей столько боли, но когда ей это удалось, она поняла, что опять ошиблась. Его бедра были по-прежнему прижаты к краю стола, оттолкнув его, она не заставила его отступить, а лишь сама упала на спину, потеряв равновесие. Пытаясь повернуться на бок, чтобы скатится, или зацепиться за что-нибудь, чтобы отодвинуться от мужского тела перед ней, она одновременно услышала тихий звук расстегиваемой молнии и почувствовала его сильную руку на своем бедре. Он снова рывком заставил ее сесть и, передвинув ее ягодицы к самому краю стола, одним сильным движением соединился с ней. Ее сердце пропустило удар, дыхание сбилось, она коротко вдохнула, пытаясь протолкнуть густой темный воздух в легкие, на долю секунды прекратив сопротивление и замерев под его горячими руками. Хаус опять запустил ладонь в ее волосы, притянув к себе ее лицо, наслаждаясь нежностью темного шелка в своей руке, вдыхая запах ее горячего влажного тела, чувствуя бешенный стук ее сердца возле своей груди и сбившееся дыхание. Они замерли. Темнота кабинета и неясная дрожащая тишина ночной больницы обнимали их мягкими лентами темно-синего бархата, заставляя забыть о внешнем мире. Они тяжело дышали, не смея пошевелиться, их губы были в кровь искусаны, по щекам Кадди текли слезы.
Хаус наклонился и легко поцеловал горькую каплю, оставив на ее щеке красный след.
Кадди ненавидела себя. Злость и презрение к своему опять предавшему ее телу, переполняли ее. Она сжимала кулаки, впиваясь ногтями в тонкую кожу, кусала кровоточащие губы, стараясь не сделать ничего, что выдало бы ее, не позволить ему заметить своего возбуждения, запретить себе даже дышать, лишь бы он не услышал ее стонов. Хаус шевельнулся, она почувствовала движение его члена внутри себя, и поняла, что опять проиграла.
Опять проиграла.
Опять.
Проиграла.
Как бы сильно она не ненавидела Хауса, сколько бы злости и ярости не испытывала к нему сейчас, она его хотела. Хотела до боли, до стиснутых зубов, до рези в глазах и ощущения, будто все твои внутренности свернуты в один тугой черно-синий клубок.
И сейчас он понял это.
Понял по тому, как легко ее тело впустило его, по той горячей влажной нежности, что сейчас обнимала его член, по тому мягкому спазму, вызванному его крохотным движением внутри нее.
Ненавидя себя, она крепче стиснула зубы, надеясь замереть, не выдать себя не единым движением. Хаус медленно, почти нежно вышел из нее. Она все еще не шевелилась, уткнувшись лицом в его плечо, и он опять с силой вернулся в нее, зло и грубо вырвав из ее груди сдавленный вздох. Пытаясь сдержать его, Кадди не заметила, как шире развела ноги.
Довольно улыбнувшись в темноту своей победе, Хаус начал двигаться, все сильнее и сильнее, ускоряя и ускоряя ритм, вызывая в Кадди огненные всполохи из адской смеси эмоций и ощущений, так противоречащих друг другу. Она старалась спрятать на его груди зажмуренные глаза и искусанные губы, ее сжатые кулаки с побелевшими от напряжения пальцами упирались в его плечи.
Хаус наслаждался. То, что он испытывал, имело весьма отдаленное отношение к физиологии. Он наслаждался победой. Наслаждался осознанием, что она тоже понимает, что проиграла. Наслаждался тем, что уничтожает остатки ее самоуважения, заставляя тихо стонать в его руках. Мысль, что она изо всех сил старается не показать ему своей слабости, наполняло его таким экстазом, что он вполне мог обойтись без оргазма. Он мог просто не заметить его, как что-то совершенно несравнимое с тем наслаждением, что он получал от ощущения своей власти над сильной хрупкой женщиной, безнадежно бьющейся в его руках.
Он сжимал ее ягодицы, придвигая ее еще ближе, проникая в нее все глубже и глубже. Она едва слышно стонала у его плеча, уже почти не сопротивляясь, стараясь лишь сдержаться и не дать ему услышать предательскую реакцию ее тела на его прикосновения.
Понимая, что это добьет ее, он опять запустил ладонь в каштановый влажный шелк волос и, опять преодолев уже слабое сопротивление, заглянул в ее лицо. Продолжая двигаться, Хаус переместил ладонь на ее шею, поглаживая кожу, заставляя все сильнее и сильнее сжимать губы, пока она не сорвалась. Напряжение переполнило ее, датчики зашкалили и взорвались, и, прорвав ставшую вдруг такой хлипкой плотину из придуманных ими запретов, волна страсти захлестнула бьющуюся в сильных объятьях Хауса женщину.
Забыв обо всем, Кадди отдалась его рукам, извиваясь под его горячими жадными пальцами, ласкающими ее под лохмотьями блузки, проникающими под кружево белья. Она кричала и впивалась ногтями в его сильные плечи, царапая его сквозь одежду, ненавидя тонкую ткань рубашки, не позволяющую ей прижаться к нему. Она всем гибким телом устремлялась навстречу его сильным движениям, выкрикивая его имя и умоляя его не останавливаться.
Ей казалось, эта сладкая пытка длилась несколько лет, прежде чем он позволил ей затрепетать в его руках, выкрикнув его имя. Выгнувшись, она попыталась откинуть голову, прижавшись щекой к его ладони, все еще контролирующей ее движения.
- Посмотри на меня.
Сквозь разноцветную сияющую пелену, накрывшую ее сознание, Кадди едва услышала его приказ.
Она попыталась открыть глаза.
- Посмотри на меня.
Его голос стал еще жестче, ладонь скользнула на шею и сжалась, он давил пальцами на бешено бьющуюся жилку, заставляя Кадди повиноваться ему. Она послушно открыла глаза и, все еще тяжело дыша, взглянула в его довольное лицо победителя.
Ей показалось, что на нее вылили ведро холодной воды.
Его глаза.
Его довольные и властные глаза победителя. Осознание того, что она сейчас сама, добровольно признала его победу, практически подписав свою капитуляцию, отрезвила и ударила ее. Мысли снова начали появляться в ее голове, словно из липкой вязкой паутины ее сознание пыталось выпутаться из огненного наслаждения, только что подаренного ей ее подчиненным.
Хаус уже не смотрел на нее, довольно кивнув, он опять прижал ее бедра к себе и продолжил движение. Она трясла головой, пытаясь помочь своему разуму вернуться к ней, когда он хрипло зарычал, отпустив ее плечи, сжав ягодицы, притянув ее к себе так сильно, что казалось, готов пронзить насквозь.
Рыжая обжигающая волна ненависти снова захлестнула Кадди, соединившись с горячим ярко-красным всполохом внизу ее живота, когда она почувствовала, как Хаус кончает в нее.
Во время их бешенного злого совокупления его сильные грубые толчки заставили ее легкое тело передвинуться, и теперь под ее рукой оказался тяжелый темный шар папье-маше. Не задумываясь ни о чем, она, схватила его и, размахнувшись, ударила Хауса по обессилено склоненной голове.
Он рухнул на пол перед ней.
Неуверенно схватившись слабыми пальцами за край стола, чтобы не потерять равновесие, она смотрела на неподвижно лежащее перед ней тело. В тишине кабинета раздавалось только ее тяжелое дыхание. Или она только его слышала? Ломаный неясный силуэт, скрытый от света с одной стороны столом с другой стеллажом и креслом, неподвижный и невозможный, едва белел на фоне серого ковра.
Медленно, осторожно, как будто проверяя носком туфли твердость пола, Кадди слезла со стола. Она опиралась ягодицами на его жесткий край, пытаясь отдышаться. В ее висках жарко пульсировал ее ненормальный прерывистый сбившийся пульс. Она поправила перекрученное белье, сдвинутое горячими жадными движениями. Внутренняя сторона ее бедер была расцарапана металлом на его джинсах, по ногам, пощипывая темнеющие в темноте ранки, стекала жгучая смесь из его спермы и ее крови. Волна злости от осознания того, что произошло, опять нахлынула на нее. Кадди снова попыталась втолкнуть в легкие темный воздух кабинета, надеясь, что он охладит ее.
Внезапно раздалась трель телефона. Несколько секунд Кадди слушала эти звуки, пытаясь вернуть сознание в этот мир. Наконец, она нагнулась и подняла сброшенный со стола вибрирующий телефон Хауса. "Уилсон" - светилось на мигающем дисплее.
- Да, - сказала Кадди, едва слыша свой голос.
На том конце молчали. Или говорили, но она не слышала.
- Алло, - повторила она.
- Кадди? А что... Ты? Где Хаус?
- Здесь.
Кадди опять посмотрела на лежащее перед ней тело. Он все еще не шевелился.
- Что с ним?
- Я его ударила, - равнодушно сказала она, - может быть, убила.
Кадди закрыла телефон и, бросив его рядом с телом, несколько секунд равнодушно смотрела, как по виску диагноста петляет темная струйка.
- 3-3, Хаус, - тихо сказала она. – Ничья. [/hide]

Это самая хадди-серия из всех хадди-серий, я просто в шооооооооооке

Съемки на пляже в Малибу 7х01

:* :* :* :* :* :* :* :* :* :*

хоть убейте вижу тут не хадди, а хьюли

Иган решила экранизировать все фанфики вместе взятые - Кадди на мотоцикле Хауса, на каблуках ммммм sooooo sexyyy