Quote

Ждать недолго, у нас осталось две-три главы максимум smile

Уф,уже?

/уселась ждать субботней главы/

Глава 9. «Не вижу зла, не слышу зла, не говорю зла…»

«Не вижу зла рядом с ней»

Арес в буквальном смысле слова летел на Олимп. Произошедшее несколько часов назад вывело его из хмурого состояния последних дней, вернуло сердцу некую заинтересованность в дальнейшем существовании, и он, разрешив себе развязать очередную, не слишком кровавую, войну, рвался домой, внезапно вспомнив, что в его покоях давно уже находится Габриэль. В принципе, он не боялся, что кто-либо из богов задумает оскорбить или причинить вред смертной женщине, оказавшейся на Олимпе: просто так туда никто не попадет, а если уж попал, значит, на то были какие-то веские причины
На губах у него жарким пламенем горел поцелуй темноволосой властительницы мира, и бог, решительно отметя в сторону все свои страхи насчет мрачного предсказания Судеб, думал о том, как скажет Гераклу в лицо, смеясь, что распробовал вкус тех ягод, что сегодня утром ела Зена. Только одно останавливало Ареса: Геракл, не сорвав злость на нем, вполне мог сделать это на Завоевателе. А найти в замке императрицы искалеченное тело самой прекрасной женщины в этом мире…
Арес даже остановился на мгновение, только представив, что станет с ним, если и впрямь случится что-то подобное. Океаны выйдут из берегов, магма поднимется ввысь, извергнутся вулканы, остановится солнце и треснет земля, выпуская на волю хтонических чудищ, томящихся в пучинах Тартара. Боль бессмертного способна погрузить мир в хаос, обратить человечество к истокам, вернуть их в пещеры, к наскальным рисункам, голоду и немоте.
Арес не знал, как описать то, что творилось в его душе. Он желал Зену, понимая, что желает ее уже давно, с того самого времени, как по воле увечных Судеб взгляд его обратился на молодую и никому тогда неизвестную девушку, только-только ищущую дорогу в своей жизни. Он хотел бы вырастить ее, сотворить ее для себя, как Пигмалион – Галатею, вытесать из драгоценного камня, научить всему, что знает сам, открыть для нее тайны мира и посмотреть на этот самый мир ее глазами, отбросив прочь подслеповатое зрение вечного существа, уставшего от праха, раскиданного под ногами…
Но, глядя на Зену, все эти годы, следя за ней исподтишка, пытаясь предугадать ее шаги, поступки, слова, Арес понимал, что большего желать нельзя. Она была не его творением – но она была совершенна. Сама по себе. Сильная, властная, могущая быть одновременно и нежной, и страстной, и жестокой. Как морской прилив: сила, с которой не совладать даже богам. Сила, подчиняющаяся совсем другим законам. Посейдон - бог морей и океанов, но даже ему отказано в том, чтобы спорить с водной стихией. Море - это женщина: оно то ласкает, держа в своих руках-волнах, то безжалостно топит за малейшую ошибку. Оно страшно в своем грозовом гневе, но в солнечную погоду нет ничего лучше, чем остаться рядом с ним.
Зена как море. Оно плещется в ее глазах, сменяя цвет и настроение.
Это любовь? Для бога, никогда не сталкивавшегося с подобным чувством, было слишком сложно разобраться в хитросплетении отношений. Он ощущал себя ребенком, над которым смеются взрослые, когда он пытается встать и сделать несколько шагов на подгибающихся ножках. Это чувство было забавным, необычным, новым, немного радостным и очень волнительным. И бог почти забыл о том, что судьба советовала ему держаться подальше от Зены-Завоевателя.
Олимп пустовал, как и всегда, лишь из-за неплотно прикрытой двери в залы Афродиты доносилась какая-то невесомая мелодия, словно бы серебряные паутинки летели по длинным коридорам обители богов, легко соприкасаясь друг с другом.
Помня о том, что Дита собиралась заняться поисками того, кто мог бы причинить вред Завоевателю, Арес не мог не заглянуть к сестре. Просунув голову в дверь, он чуть улыбнулся встрепенувшейся от шума богине и зашел внутрь, придерживая ножны с оружием, чтобы не снести нечаянно какую-нибудь гламурную вазочку из того множества мелких и ненужных вещей, что были раскиданы по помещению.
- Ареееееес, - плаксиво протянула Афродита, шумно сморкаясь в кружевной черный платочек, и только сейчас мужчина заметил, что вместо обычного кожаного наряда на богине обычный уютный халатик из тех, что давно пора выкинуть, да все рука не поднимается. Забавно, ведь боги в любую минуту могут создать себе новую вещь, стоит только щелкнуть пальцами, но Арес знал, что у каждого бессмертного есть что-то, что они бережно хранят даже тогда, когда это пора выбросить. Зевс, например, безмерно любит свои разношенные тапочки, которые, правда, одевает только тогда, когда его никто не видит. Гера в сотый раз читает по ночам плаксивые истории о любви, записанные на старых пергаментах, и, не стесняясь, плачет, когда доходит до счастливого конца. Аполлон, страстный любитель обтягивающих сверкающих брюк, прячет в шкафу широченные штаны, в которых ему удобно валяться на кровати. Артемида бережно хранит под подушкой засушенный букет цветов, который однажды подарил ей какой-то смертный из тех, что впоследствии стал любимцем, а затем скончался, когда пришел его срок. Сам Арес никак не может собраться с духом и выкинуть старый меч, некогда подаренный ему Гефестом. Афродита вот очень любит свой халатик: он совершенно не подходит к ее стилю, но зато удачно облегает фигуру.
Пожалуй, лишь у Геракла нет ничего такого. С другой стороны, Арес знает, что у брата вместо всего этого есть настоящая сердечная привязанность, какой не может похвастаться большинство богов: у него есть друг. Друг, любовь к которому второй бог войны пронес сквозь прошедшие года в сердце, пряча ее даже от самого себя.
- Сестренка, - немного удивленно отозвался Арес, присаживаясь на кровать рядом с Афродитой и обнимая ее. – Проблемы?
Богиня всхлипнула и снова высморкалась.
- Обычные женские неувязки, - как-то слишком грустно сказала она, похлопав Ареса по спине и отстранившись. Потом попыталась улыбнуться, но это у нее плохо вышло.
- Сегодня я помогла Гераклу понять одну вещь, - сказала Афродита еще до того, как Арес повторил свой вопрос насчет проблем. Бог недоуменно вскинул брови: вредно думать о сводных братьях в свободное от основных мыслей время.
- Какую? – не то, чтобы Аресу было очень интересно знать, какая же помощь вдруг отчаянно потребовалась Гераклу, но Афродита явно хотела выговориться.
Богиня улыбнулась, и на этот раз у нее получилось.
- Он запутался, - слова были мягкими, да и вообще Дита не была похожа на себя обычную. Арес растерянно потер лоб ладонью, не вполне понимая, что происходит.
- Запутался в чем?
Богиня накрутила на пальчик разноцветный локон и вздохнула. Слезы, казалось, оставили ее, а ведомое лишь повелительнице любви волшебство вернуло на щеки легкий румянец и высушило покрасневшие глаза.
- Я посоветовала ему встретиться с Иолаем, - Афродита потупила взгляд, словно бы ей было очень стыдно, однако Арес отлично знал, что сестра никогда не сомневается в своих действиях.
К тому же, если быть совсем уж откровенным: все это было ему на руку. Быть может, вспомнив об Иолае, Геракл потеряет интерес к Зене. Арес всегда подозревал, что пестование Завоевателя – это не то, чего хочет от своей вечной жизни его брат. Иолай для Геракла, для того Геракла, с которым они вместе сражались на полях брани, был единственным, с кем полубог мог делиться всем, не делая исключений. И Арес знал, что толкнуло Геракла на захват Олимпа.
Иолай женился, обзавелся ребенком, отдалился от Геракла. Друзья стали видеться все реже и реже, у Золотого Охотника появились другие интересы, другие знакомые, для Геракла в его жизни места становилось все меньше. Умея читать сердца смертных, Арес, время от времени следящий за Иолаем в Око Богов, знал, что чувства его к Гераклу не ослабли, что Иолай по-прежнему считает его своим лучшим другом и братом, однако самому Гераклу все это было неведомо.
Одиночество – не лучший советчик. Обида, досада, ревность, желание что-то кому-то доказать… Мир увидел рождение нового бога, кровавое и исполненное ненужных смертей.
- Ты поступила правильно, - теперь мягкость закралась и в голос Ареса, и мужчина нежно провел тыльной стороной ладони по щеке сестры, отмечая странную усталость в равнодушных глазах богини. – Всем нам нужен кто-то, с кем можно просто посидеть рядом.
Афродита упрямо тряхнула кудрями.
- Это человеческие чувства, - глухо отозвалась она, и в мгновение ока вместо старого халата на ней очутился ее привычный кожаный наряд. – Я не хочу быть человеком. Геракл тоже, - она вдруг пристально взглянула на бога войны. – А ты, брат?
Что-то в серьезности ее взгляда вынудило Ареса передумать ответить на этот вопрос шуткой. Он пожал плечами, внезапно начиная ощущать себя как-то неловко.
- Бессмертие в одиночестве… Это страшно, Дита, - мужчина сплел пальцы, а на груди запульсировал ожог от энергошара. – Люди понимают это лучше нас, тратя свою короткую жизнь на поиски половины души. Мы слишком привыкли к своей вечности, чтобы замечать что-то еще, помимо нее.
Карие глаза мужчины поймали до странности глубокий взгляд Афродиты.
- Ты заговорил, как смертный, брат, - тихо произнесла она, и сияние заклубилось вокруг нее, готовясь растворить в своих переливах. – Не потеряй себя, Арес, обратно возврата не будет.
Одно мгновение – и бог уже сидел в одиночестве, растерянно прислушиваясь к переливам вновь завертевшихся возле его лица серебряных нитей паутины.
Потерять себя… Вместе с бессмертием… Так ли это страшно, если в обмен, ты получишь то, о чем никогда не смел и мечтать?
Арес поднял руку, прижимая ладонь к груди, там, где по-прежнему билась пойманной птицей глухая боль.
Почему мир кажется ему дымчатым из-за какой-то пелены, застилающей глаза?
Почему сердце стучит так яростно, словно отбивает свой последний ритм, боясь, что чего-то не успеет?
Почему Зевс оказался виновен в том, что женщина, ставшая небезразличной Аресу, готовит ему самую страшную боль, которую только может испытать бессмертный?
Почему нет того, кто ответит на все твои вопросы, не спрашивая, зачем тебе нужны ответы на них?
Почему…

«Не слышу зла от нее»

С того самого момента, когда Арес перенес наемницу в свои покои на Олимпе, Габриэль молчала. Не потому, что ей не с кем было говорить, хотя, конечно, это было наиболее важной частью происходящего, а потому, что даже при самом большом желании девушке не удалось бы связать и двух слов. Обычно бойкая на язык и не теряющаяся в самых сложных ситуациях, Габриэль, после знакомства с Завоевателем, поняла, что в ней от прежнего человека осталось слишком мало.
Наемница глубоко вдохнула немного затхлый воздух, стоящий в покоях Ареса, и склонила голову, крепче обнимая руками колени.
Завоевателю не удалось сломать ее, как она грозилась. Не удалось сорвать с губ девушки мольбу о пощаде. Не удалось проникнуть в самую душу и попробовать на вкус ту горечь, что клубилась на сердце Габриэль. Зена упустила свой шанс заполучить в свое владение любимицу Ареса, бога войны. Упустила она и тот момент, когда Габриэль, на какой-то миг оказавшись напротив открытых глаз Завоевателя, сумела заглянуть в те омуты насыщенно фиолетового цвета, что ни на секунду не отрывали от нее взгляда.
Наемница не знала, что увидит там. Она ждала зла, ненависти, жестокости, обещания, что все будет еще хуже. А увидела лишь безграничный холод и пустоту, в далекой тишине которой смутно плескалось бескрайнее море тоски.
Завоеватель держала ее за руки, получая то, чего хотела, а Габриэль понимала, что ей жалко эту женщину, по воле богов примерившую тяжелую корону, обрекающую ее на вечную войну, ибо тот, у кого в руках меч, никогда не узнает покоя: всегда найдется кто-нибудь, кто захочет скрестить с ним клинки. Но ведь время не стоит на месте, и даже Зена, получившая силу от бессмертных, однажды упадет на колени, обагрив своей кровью эту землю.
Завоеватель так никогда и не узнает, почему в тот момент, когда она отпустила наемницу, скользнув последним поцелуем по влажной щеке, Габриэль закрыла глаза. Она никогда не узнает, что заставила девушку понять одну важную вещь: какой бы сильной не казалась императрица, какой бы властной она не была, всегда найдется то, что вынудит ее уронить слезу.
Габриэль думала, что такой вещью является семья Завоевателя. Не помня своих родителей, не скучая по ним, не желая вернуться, наемница, тем не менее, допускала мысль о том, что Зена хотела бы сделать это: возвратиться в Амфиполис, к матери и братьям. Но вернуться Завоевателем она не могла, а снова стать простой крестьянкой она бы не позволила себе сама…
Габриэль снова вздохнула, глядя на одинокую свечу, мрачно мерцающую в темных покоях Ареса.
Ей не удастся забыть Завоевателя. Ни сейчас, ни позже, когда она станет седой старухой с мутным взором. В память ее навсегда врезалось это время: день, за который она успела почувствовать себя рабыней, и ночь, проведенная рядом с женщиной, нагоняющий ужас на половину мира. Женщиной, подмявшей под себя Азию и Рим, ни перед кем не склонявший голову.
Габриэль не знала, что с Зеной сделал Арес. Судя по его взгляду, когда он появился в покоях Завоевателя, он не собирался устраивать игру со смертью, но наемница не была уверена в том, что бог не совершит какую-нибудь глупость. Его не было долго, Габриэль не знала точно, сколько, но ощущения редко обманывали ее.
Слева впереди послышался неясный шорох, и девушка подняла голову, глядя покрасневшими от переживаний и невыплаканных слез глазами на проступившую в клубах серебристого дыма фигуру Ареса. Бог был спокоен и серьезен, однако по нему не было заметно, что он успел совершить нечто непоправимое. Девушка сделала над собой усилие, поднявшись на ноги, пока он подходил к ней, немного настороженно глядя.
- Завоеватель жива, - скорее утвердила, чем спросила наемница, и Арес, чуть поколебавшись, кивнул. Он остановился в шаге от девушки и коснулся кончиком пальца ее щеки, словно проверяя, влажная она или нет.
- Я не плакала, если ты об этом, - Габриэль улыбнулась мужчине, желая доказать, что все то, на что он бросил ее, не причинило ей вреда. Она по-прежнему была воспитанницей Ареса, его лучшей убийцей, воином, которым он мог гордиться. Она убивала во имя его, прославляла его там, где греческие боги были почти забыты, погребены под новыми пришельцами и пророками, заставляющими народ верить в них. И вот теперь она его подвела…
Арес пристально смотрел на девушку, беззастенчиво читая ее мысли. Он не слишком часто позволял себе такое, но сейчас ему не хотелось вступать в длинные дискуссии и обсуждения. Он хотел знать все и в кратчайшие сроки.
- Завоевателя с этого момента я беру на себя, - хмуро сказал он, когда Габриэль, устав стоять неподвижно, заложила руки за спину, отсутствующе глядя на закружившиеся по стенам прозрачные тени, помогающие Аресу коротать длинные вечера на пустом Олимпе. Наемница помолчала, но было заметно, что ей что-то не нравится.
- Говори, - подтолкнул ее Арес, расстегивая пояс с мечом и аккуратно кладя его на стол. Девушка прищурила глаза.
- Зачем я вообще была нужна тебе? – в голосе ее промелькнула и тут же пропала злость: она прекрасно понимала, что в данный момент может быть опасно вызывать гнев могущественного бога. Вся эта ситуация с Зеной, с Судьбами… Наверняка Арес взвинчен до предела, хотя и не показывает этого.
Бог мельком глянул на наемницу, стягивая жилет. Он устал, ему хотелось побыть в одиночестве, многое обдумать, но он опасался отпускать сейчас Габриэль: учитывая странное настроение Афродиты, кто знает, что может случиться? Богиня любви способна выполнить свое обещание и найти того, кто подвергал Завоевателя опасности. И не приходится сомневаться в том, что тогда Габриэль не поздоровилось бы: Дита любила развлекаться за чужой счет. А Арес так и не успел сказать сестре, чтобы она оставила свои планы. Ему больше не хотелось играть, время для игр кончилось сегодня. Кончилось вместе с желанием принести жертву трем увечным женщинам, требующим ее от него.
- Ты и сейчас мне нужна, - закинув жилет на кровать, Арес снова приблизился к Габриэль. Он не знал, будет ли уместным обнять ее или просто улыбнуться, поэтому не сделал ни того, ни другого. Нежность никогда не была основной чертой его характера, к тому же, казалось, наемница не ждет ничего подобного. Она стояла спокойно, выпрямившись, и в ее зеленых искристых глазах отражалось пламя многочисленных свечей, зажегших по комнате с приходом хозяина.
- Я не понимаю тебя, - девушка вперилась взглядом в лицо Ареса, словно пытаясь что-то на нем отыскать. – Ты говоришь мне, что я должна покончить с Завоевателем. Велишь направляться в ее замок. Потом делаешь паузу, вынуждая так же поступать и меня, - Габриэль умолкла на секунду, но не успел Арес и слова вставить, как она продолжила: - Между вами что-то есть?
Бог оторопело замотал головой. Он мог лишь надеяться, что этот вопрос наемнице продиктовала не ревность.
Мужчине уже казалось, что оставить Габриэль здесь, рядом, на Олимпе, будет неправильно. Если она по-прежнему испытывает к нему какие-то чувства, кто знает, во что выльется первая же ночь, которую они проведут в одной комнате? Арес, бог войны, всю свою жизнь бывший достаточно неразборчивым в связях, внезапно понял, что ему больше не хочется укладывать в постель первую попавшуюся женщину. И пусть Габриэль не была такой, они знакомы слишком давно, и все же… Теперь есть Зена.
Наемница внезапно расхохоталась, качая головой. В карих глазах Ареса мелькнуло непонимание. Он тоже улыбнулся, чтобы не стоять столбом.
- Я рад, что ты усматриваешь веселое в том, что я стою перед тобой полуголый, - саркастически заметил он, скрещивая руки на груди. – Я думал, что более привлекателен в этом смысле.
Габриэль, отсмеявшись, похлопала его по плечу, и бог немного расслабился, не ощутив в этом ее прикосновении к нему ничего лишнего.
- Ты знаешь, Арес, - немного задумчиво призналась наемница, - мне кажется, я переболела тобой.
Сказать, что с души мужчины свалился огромный камень, мешавший ему – это не сказать ничего. Впервые на своей памяти он был счастлив от того, что женщина не испытывает к нему сексуального влечения.
- Ты уверена? – странный, нелепый вопрос, еще более нелепый от того, как его задал Арес. Но Габриэль на этот раз не стала смеяться.
Еще вчера ей казалось, что Арес – тот мужчина, который сумел бы наполнить ее жизнь смыслом. Даже не смотря на то, что он - бог. Девушка думала, что она любила бы его и тогда, если бы он был простым смертным, лишенным божественного гламура, ауры вечности и искрящейся силы, окутывающей его, когда он хотел произвести впечатление. Однако, получив время и возможность взглянуть на бога с другой стороны, Габриэль совершенно неожиданно пришла к иному выводу.
Да, она любила его, но не так, как женщина любит мужчину. Она любила его, как своего защитника, наставника, единственного, хотя и не слишком верного, друга, который бы пришел на помощь, если бы она его об этом попросила. И все же была одна мысль, которая больше всего остального помогла ей увериться в том, что ее любовь к богу не стоит и ломаного гроша.
Он отдал ее Завоевателю. Он растил ее для того, чтобы сделать это, теперь Габриэль все было ясно. И наемница вдруг начала сомневаться в том, что бог помог бы ей в замке, если бы что-то пошло совсем плохо.
Он был достаточно эгоистичен, мужчина с карими глазами, в которых прыгали золотые искры, когда он смеялся или злился. И этот его эгоизм, боязнь за собственное бессмертие вполне могли бы удержать его от того, чтобы ринуться под нож в руке Завоевателя, занесенный над горлом наемницы. Габриэль была уверена, что по-своему дорога Аресу. Но она также была уверена в том, что Арес сумеет пожертвовать ею, если придется. Девушка умела трезво смотреть на вещи, когда ей это требовалось, и сознание собственной беспомощности рядом с Зеной ударило по ней холодной рукой. Запоздало пришел страх, и Габриэль поежилась, понимая, насколько близко она была от того, чтобы снова встретиться со своими жертвами.
Она вновь посмотрела на Ареса.
Мужчина стоял перед ней, чуть сгорбившись, от чего его широкие плечи казались еще шире, и по его загорелой бархатной коже прыгали неистово тени, отбрасываемые пламенем свечей.
Он ждал.
Габриэль улыбнулась ему.
Он и Завоеватель красиво смотрелись бы вместе: оба сильные, уверенные в себе, жаждущие власти и могущие получить ее. Оба лидеры по своей природе, но лидеры, которые способны вовремя отойти, не мчаться напролом, чтобы не свернуть себе шею. Воины в лучшем смысле этого слова.
Наемница опустила голову.
На сердце было тяжело, словно она потеряла что-то очень дорогое. Что-то, что терять было никак нельзя.
Ей внезапно захотелось снова вернуться в замок Завоевателя, все равно, в каком качестве. Арес, сам того не сознавая, сделал невозможное: он навсегда сблизил этих двух женщин – императрицу и ее убийцу, сделав так, что теперь они не сумеют забыть друг о друге. Будь Зена мужчиной, Габриэль после ночи с ней не испытывала бы ничего: в ее жизни было много таких мужчин, жертв, которым она перерезала горло почти сразу же после того, как они заканчивали с ней. Она не питала к ним жалости, помня о том, что они тоже убийцы, как и она.
Но с Зеной все было по-другому.
Быть может, виной тому была женская солидарность, незримое чувство, которое может связать женщин в их неприязни к мужчинам. Неприязни, основанной на том, что мужчина – царь мира. Ему открыты все двери, к его ногам бросаются все цветы. Он входит в дом победителем, ему принадлежит право первого, сильнейшего, умнейшего. Женщина для большинства мужчин – это вещь, необходимая в доме.
Но ведь Арес не такой, правда?
Быть может, Зена была слишком нежна с Габриэль. Заставь Завоеватель девушку испытать настоящую боль, унизив ее, как большинство своих жертв, исковеркав ей душу – она бы не добилась ничего, кроме презрения и ненавистного отчуждения, после которого так легко убивать. Но Зена в эту странную, неожиданную ночь внезапно вспомнила о том, каково это – быть человеком. Иметь те чувства, от которых она столько лет открещивалась, заменяя их двумя вещами: властью и страхом подчиненных.
Но разве это так уж плохо?
Быть может, Габриэль наконец-то ощутила необходимость в чьем-то тепле. Большую часть своей сознательной жизни она ждала этого тепла от Ареса, хотела от него нежности, участия. Но иногда случается что-то, после чего устоявшийся взгляд на мир начинает рушиться. Зена оказалась тем камнем, что пробил брешь в стеклянной стене, возведенной вокруг Габриэль ею самой. Зена оказалась за чертой, которой наемница обозначила ту часть ее сердца, куда доступа не было никому.
Зена.
И Завоеватель.
И после этого Арес будет говорить о том, что ее надо убить?
Два взгляда снова встретились, холодно-зеленый, наполненный новым силой, и искристо-карий, сверкающий новым знанием.
Что будет завтра, не знал никто: ни одинокая наемница, ощутившая страх одиночества, ни бог с окровавленными руками и стряхнувшим каменную крошку сердцем.
Но завтра один из них обязательно увидит рассвет.

Добавлено (2006-12-14, 9:45 Pm)
---------------------------------------------
потаму как героев боле не останеться

– Золотце моё, – проговорила наконец бабушка, – а ты не жалеешь, что до конца жизни тебе придётся остаться мышкой?
– Я совсем не думаю об этом, – ответил я. – Разве это важно, кто ты и как выглядишь, пока тебя любят?
Р. Даль. Ведьмы