это уже не просто давно, а в прошлом году уж!

winter, продолжение вообще планируется или у вас есть более важные проекты на сегодняшний момент?

- 3 –

Судный день

Арес метался, как раненый зверь, с тем только исключением, что выть ему не хотелось. Хотелось, однако, ударить кого-нибудь, сильно, жестко, так, чтобы потекла кровь и пришло удовлетворение от чужой боли.
Сегодня это свершилось!
Сегодня Габриэль, маленькая несносная блондинистая писательница, вызвала самое тёмное, самое жестокое и самое сильное из всех существ, с которыми богу войны приходилось иметь дело.
Хотел бы он сказать, что это Зена, но, увы, с возвращением воительницы на землю грешной Эллады все еще надо было повременить. Хотя бы потому, что Дахоку, вероятно, потребуется какое-то время, чтобы войти в свою прежнюю форму.
Арес остановился, лихорадочно сжимая рукоять своего меча, и перевел взгляд на алтарь, возле которого стояла, одетая в темно-красный балахон, Габриэль. В руках ее, ничуть не дрожащих, был кубок, который она неторопливо наполняла вином.
Арес пригляделся, кляня свои ускользающие силы.
Не вином, нет.
Кровью.
Звери не пьют амброзию, они питаются сырым мясом своих жертв и фантомами страха в призрачных одеяниях, развевающихся на ветру.
Мужчина тряхнул головой, прогоняя противную дрожь, вознамерившуюся пробежаться по его спине.
Возвращение Дахока было обставлено не так помпезно, как можно было того ожидать. Он всего лишь появился, воплотившись из воздуха, в центре зала, облаченный в черные одежды, даже не скрывающие лицо, и его появление не сопроводилось унылыми стонами замученных душ или всполохами жертвенного огня, так любовно разведенного светловолосой писательницей.
Или теперь уже следовало говорить – воительницей?
Бог фыркнул: он находился достаточно далеко, чтобы его никто не смог услышать, поэтому мог фыркать и ворчать в свое удовольствие.
Габриэль снова отрастила волосы, однако вместе с ними разум к ней не вернулся, скорее наоборот: она лишилась последних его остатков, все же докончив то, что планировала так долго и так тщательно. Дахок отныне вновь станет ступать по цветущей Греции, своим ядовитым дыханием опаляя все, до чего сможет дотянуться.
Следовало задаться вопросом: а стоит ли возвращение Зены того, чтобы ради этого губить все остальное?
Стоит.
И, только осознавая этот единственно верный ответ на вопрос, Арес не смел больше проклинать Габриэль за ее решимость. Потому что она, так же как и он, не могла жить без женщины, чья улыбка была их путеводной звездой на веки вечные, во многих сотнях жизней, которые они проживали и еще проживут. Втроем, вдвоем – сейчас это Аресу было не так важно, ведь цель пока не достигнута, слишком рано думать о чем-то другом.
Она сделала то, что должен был бы сделать он, не растеряй он все свои божественные способности. И еще неизвестно, какие силы пришли бы на помощь ему, ведь вполне может статься, что Дахок в конце концов остался бы его единственной надеждой.
Так же, как и у Габриэль.
Мужчина прислонился к влажной, покрытой мхом, стене, продолжая наблюдать за разговором Габриэль и чуждого божества. Его силы уже не позволяли ему услышать все подробности, однако по движению губ он легко мог догадаться, о чем идет речь.
- Ты помнишь меня?
- Да… Мать моей дочери… Убийца моей дочери…
- Не надо высокопарных фраз, Дахок, я возродила тебя, я же тебя могу загнать обратно, пока ты слаб, как котенок. Ты прекрасно сознаешь это, не так ли?
- Ты пытаешься запугать меня, женщина? Думаешь, я не справлюсь с тобой при желании?
- Не справишься. Я училась магии, Дахок. И доучилась до того, что связала наши с тобой сущности, ведь возродить тебя можно было, лишь принеся кровавую жертву. Я окропил алтарь своей кровью. Погибну я – погибнешь ты. Полагаю, ты не настолько глуп, чтобы проверять правдивость моих слов.
Арес довольно усмехнулся. При всей его открытой и в чем-то вполне понятной неприязни к блондинке он не мог отрицать, что она всегда обладала живым и гибким умом, позволяющим ей выходить сухой из множества мокрых ситуаций. Даже теперь, стоя лицом к лицу с, вероятно, одним из самых ужасных созданий Вселенной, Габриэль не теряла присутствия духа, говоря то, что она считала нужным сказать.
Дальше Арес следить не стал. Ему был понятен ход разговора, и ему не хотелось знать, что бард предложит Дахоку в обмен на возвращение Зены. Да хоть саму себя, ему-то какое дело!
И только где-то в глубине души бог сознавал, что уходит из храма именно поэтому.
Чтобы не видеть.
Чтобы не слышать.
Чтобы сказать потом, что этого не было.
Габриэль твердо сжала губы, почувствовав исчезновение Ареса. Способность растворяться в воздухе, возвращаясь на Олимп, была той чуть ли не единственной способностью, которая осталась у богов после Сумерек. Люди переставали молиться греческим небожителям, отчего их силы уходили в небытие. Правда, Габриэль всегда думала, что Арес теряет могущество вовсе не из-за этого.
Ей было страшно оставаться здесь в одиночестве. Конечно, она никогда не покажет своего страха – Зена многому ее научила – однако, сам страх от этого ее решения никуда не денется. С Аресом, пусть молчаливым и остающимся за спиной, она все же ощущала себя увереннее. У нее была поддержка, небольшая, но была.
Конечно, она не врала Дахоку про их кровную связь. Всего лишь перепутала факты. Не он умрет, если она погибнет.
Все будет наоборот.
Женщина резко вскинула голову, позволяя сполохам зажженного в зале огня осветить ее уставшее лицо.
Она не ждала представлений от вызова канувшего в вечность злого бога, но, тем не менее, была слегка разочарована той простотой, с которой он появился. Разумеется, не стоило сбрасывать со счетов отсутствие сил на внешние эффекты, однако хотелось чего-то более… Впечатляющего, что ли…
Габриэль всмотрелась в лицо мужчины, сидящего перед ней.
Ничем не примечательные лицо, спокойное, в чем-то даже симпатичное. Если бы только не шрамы, портящие его, и не красные искры, то и дело вспыхивающие в карих глазах.
Дахок выбрал себе обычную внешность, чтобы появиться здесь, что еще раз доказывает, что сил у него немного. И все же они есть, иначе сейчас Габриэль беседовала бы с пламенем.
Заметив интерес к своей персоне, Дахок растянул узкие губы в улыбке и спросил:
- Ты ведь вызвала меня не потому, что тебе захотелось отдать должок, я прав? – он по-птичьи склонил голову к правому плечу, и в другой ситуации сказительница ответила бы на улыбку.
- Свой должок ты получишь, если поможешь мне воскресить Зену, - она не стала оттягивать и сразу открыла все карты.
Дахок вскинулся, и Габриэль готова была поклясться, что вокруг него почти незримой, удушливой волной, всколыхнулось бесцветное пламя.
- Зена?! Я что-то слышал о ней… Моя дочь… Она упоминала…
- Значит, ты приблизительно знаешь, с кем придется иметь дело, - оборвала его бард, не желая возвращаться воспоминаниями в день рождения своей Надежды. – Я требую уплаты за то, что вернула тебя сюда.
Дахок тихонько засмеялся, заполняя смехом зал.
- Умная девочка… Но ты должна понимать, что возвращение из мертвых – дело непростое. Тем более, для меня, ведь твой мир всеми силами отторгает меня, - он снова склонил голову, следя умными и хитрыми глазами за бесстрастной Габриэль. – Что ты еще можешь дать мне для того, чтобы я был уверен, что задержусь здесь после исполнения своей части уговора?
Сказительница молчала. Она почти не была готова к тому, что Дахок потребует от нее чего-то еще, кроме того, что она уже смогла ему дать. Казалось бы, возвращение сюда само по себе должно было бы стать великолепной наградой. Но в чем-то бог прав: он не может быть уверен, что Габриэль не найдет способ вернуть его туда, откуда вытащила его.
А ведь она будет искать.
- Хорошо, - наконец, отозвалась женщина, и отзвук стали в ее голосе поколебал воздух. – Если ты вернешь Зену, я оставлю тебе то, что удержит тебя здесь навсегда.
Арес проклял бы ее, услышав такое, но его здесь не было. А она обязана была сделать все возможное для возвращения Зены.
Дахок с интересом подался вперед, подцепляя худой рукой подбородок барда.
- Правда? И что же это будет?
Габриэль расчетливо медленным жестом склонилась к нему так, что губы их почти соприкоснулись.
- Я дам тебе то, что отобрала в прошлый раз, - ее губы едва шевельнулись. – Я дам тебе ребенка.

Чуток продолжения...

- 1 –

Спустя два дня после пришествия Дахока

Был яркий солнечный день, и детишки носились по оживленной площади, весело перекликаясь друг с другом и бросая мяч. Взрослые время от времени шугали их, однако мелюзга всегда возвращалась, принимаясь с жаром резвиться под ногами прохожих.
На главной площади Олимпии находился рынок, внутри которого уютно расположились в своем неисчислимом множестве разнообразные лавки. Здесь можно было отыскать и лавки с заморскими пряностями, и лавки с оружием, которое было трудно найти даже в столичных городах Греции, чего уж там говорить про фрукты, овощи и предметы бытового обихода. Правда, сегодня все сплошь и рядом охотились за цветами, да так рьяно, что у цветочниц чуть ли не с самого утра закончились запасы. Оно и не удивительно, ведь через пару дней намечался большой праздник весны, и цветы потребуются для украшения домов и улиц, чтобы с распахнутыми объятиями встретить весенние уличные гулянья, которые движутся сюда из самих Афин, чтобы совсем скоро ступить на выщербленные камни площади.
Темноволосая девушка в индийской одежде сидела на маленькой лавочке, расположенной у дома, густо увитого плющом, и старательно делала вид, что изучает свиток, который она и купила-то буквально только что. А все потому, что ее уже замучили косые взгляды, бросаемые на нее прохожими. Нет, в Олимпии не боялись по-чужеземному одетых девушек, однако в городе жили любители и профессионалы охоты на женщин, у которых с приходом весны взыграли в душе самые бурные чувства.
В сотый раз пробежав взглядом по пергаменту, девушка нервно вскинула голову, обегая взглядом площадь. Время клонилось к вечеру, полдень давно прошел, а тот, кого она ждала, так и не появился. В конце концов, она, конечно, могла бы и не дожидаться, а погулять где-нибудь и вернуться сюда снова, однако девушке эта мысль в голову почему не приходила. Можно было бы сказать, что она не знает города и оттого банально боится заблудиться, но…
Но все было иначе.
Ливия, Кровавая Шлюха Рима, а ныне Ева, посланница Элая, не хотела быть узнанной.
Здесь, посреди снующей толпы, она могла быть уверена, что никто не задержит на ней взгляд на достаточное количество времени, чтобы опознать в ней жестокую воительницу, воспитанницу Ареса. На рынке все были заняты своими проблемами: поскорее купить, не продешевить, сохранить мешочек с деньгами от ловких пальцев пронырливых воришек… Другое дело сонные и ленивые улицы Олимпии. Там ходят неспеша, любуясь домами, разглядывая прохожих, обсуждая мирские дела.
Там ее узнали бы очень скоро.
Ева свернула свиток и, положив его рядом с собой на скамью, поглубже надвинула капюшон.
Она покинула Рим слишком давно, чтобы все еще вспоминать о нем, однако мысли по-прежнему тяготили ее. Мысли о совершенном.
Она возвращалась к крови и боли только затем, чтобы отомстить за свою мать. Можно сказать, это ей удалось: великая столица, раскинувшаяся на семи холмах, отныне всего лишь простой город, забывший о своем величии. Туда больше не стекаются со всего света знаменитые воины и философы. Большинство храмов закрыты или разрушены, великолепные дворцы пустуют, а на некогда прекрасных улицах разгуливают, непотребно хохоча, варвары, пришедшие из степей.
Рим проиграл ту последнюю войну, в которой Ева принимала участие. И она этому была только рада.
В конце концов, то, что не убивает вас, делает вас сильнее.
Рим не выстоял. На его силу нашлась иная сила, сумевшая распотрошить его и вывернуть наизнанку, оставив сохнуть и съеживаться под безжалостным солнцем.
Но оставалась еще одна сила, сущность которой Ева пока так и не сумела постичь.
Сила, настигшая ее у зеркала и вырвавшая с корнем отдельные воспоминания, по-прежнему витала где-то рядом, окрашивая бытие в смутные оттенки кроваво-красных цветов, высаженных у аллей. Задурманивала голову белым оттенком безумия с синеватыми проблесками божественной ауры. Нашептывала по ночам о чужих кошмарах и детских слезах. Вспоминала истории, которых Ева никогда не слышала, но которые казались ей отчего-то очень знакомыми.
И эта сила требовала себе все больше внимания.
- Прости, я опоздал, - тень закрыла девушку от солнца, и она подняла глаза, чтобы посмотреть на того, кто наконец-то пришел.
- Здравствуй, Геракл, - негромко сказала она, и мимолетная улыбка придала лицу мягкости.
Божественный герой улыбнулся в ответ и присел рядом, внимательно окидывая взглядом проходящих мимо людей.
Они должны были встретиться в Олимпии еще несколько недель назад, но корабль, на котором плыл Геракл, возвращаясь с Британских островов, попал в жуткий шторм, не оставивший от судна капитана Галена ни единой щепки. Из команды и тех, кто находился на борту, уцелел лишь сын Зевса, но и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы добраться невредимым до ближайшего берега. Раньше можно было бы сложить вину за случившееся на происки богов, но сейчас Ева не знала ни единого бога, который бы еще мог управлять морской стихией. С уходом Посейдона моря и океаны обрели свободу и теперь сражаться с ними надо было в одиночку, не полагаясь на божественную защиту.
- Это уже случилось, - голос не смотрящей на героя Евы был бесцветен, однако Геракл прекрасно знал, что ей не безразлично то, что происходит. – Два дня назад. Она вызвала Дахока, Геракл. Теперь все потеряно.
- Ну, почему же, - возразил мужчина и взял в руки забытый свиток. – Все только начинается.
Они с Евой познакомились незадолго до смерти Зены. Тогда дочь воительницы путешествовала по Индии, куда, в своих бесконечных скитаниях, забрел и Геракл. Случайно встретившись в одном из храмов, они разговорились и выяснили, что у них много не только общих интересов, но и знакомых.
Гераклу было очень приятно познакомиться с дочерью некогда любимой женщины, но еще больше ему было горько утешать в час, когда известие о гибели Зены докатилось до них гулким эхом, разорвавшимся где-то в сердце.
Тогда они разделили слезы на двоих, не сумев разделить боль, потому что каждый предпочел перенести ее в одиночестве. Два сильных человека, они улыбались друг другу при встрече днем, а ночами с тоской смотрели на звездное небо, представляя себе далекую страну и женщину, погибшую на ее просторах.
Однако сейчас они встретились не для того, чтобы почтить ее память.
Была проблема посерьезнее.
И имя ей – Страх.
Ева нагнулась, сорвала травинку, проросшую через камни площади, и сказала, не поворачиваясь к Гераклу:
- Понятия не имею, как Габриэль решилась на такое… - пауза. – Воззвать к самому древнему злу, какое только известно нам… Разве это не кощунство?
Мужчина искоса посмотрел на нее, и ветер в одно мгновение растрепал его каштановые волосы.
- По-моему, бОльшим кощунством явился бы тот факт, что ничего не сделала для того, чтобы вернуть Зены, - в тоне его проступили ворчливые нотки. – Это только мой братец может ныть всем и каждому, как он любит Зену, и отсиживаться на Олимпе, вместо того, чтобы действительно попытаться что-нибудь сделать!
Ева усмехнулась, и ее худое лицо с резкими чертами стало почти красивым.
- Он бы не обрадовался, услышав тебя сейчас, - резонно заметила она, продолжая вертеть в пальцах травинку.
Полубог пожал могучими плечами, и девушка заметила старый, побелевший шрам на его плече, выглядывающий через прореху в желтой рубахе.
- Он вообще не рад, когда слышит меня, поэтому сразу лезет в драку, лишь бы заставить меня замолчать, - он покачал головой.
Мимо них гордо прошла старуха с целой охапкой разнообразных цветов. Следом за ней, семеня и беспрестанно кланяясь, шел продавец, за которым вприпрыжку бежал еще с десяток нагруженных цветами ребятишек.
Подготовка к празднику была в самом разгаре.
- Что мы станем делать? – вновь заговорила Ева, так же, как и Геракл, следя за процессией.
Полубог немного помолчал, играя мышцами.
- Отправимся в Дельфы. Насколько я знаю, Габриэль собиралась воззвать к Аполлону, чтобы получить совет. Хотя, какой совет может дать ей напуганный приходом Смерти бог… - с сомнением пробормотал Геракл.
Ева кивнула и встала, поправляя капюшон.
- Тогда до встречи завтра в порту, - в голосе ее прорезались внезапно приказные нотки, живо напомнившие Гераклу Зену. – Я уже снарядила корабль, он ждет только указания курса.
Мужчина не стал интересоваться, откуда у бедной последовательницы такие деньги. К тому же ему были известны некоторые неприглядные подробности ее жизни, из чего можно было сделать вывод, что какие-то сбережения у нее оставались.
Не могли не остаться.
И все же…
Все же Геракл нахмурился, заметив мгновенный отблеск в глазах Евы, словно блеснула сталь меча. Уж не думает ли Ливия вернуться в третий раз? Это было бы совершенно некстати.
Полубог еще раз вгляделся в глаза девушки, однако на этот раз ничего там не увидел. Наверное, показалось. После такого длинного и утомительного перехода еще и не такое может почудиться…
«Ах, Габриэль, Габриэль…» он качнул головой, с тоской вспоминая белокурую болтливую девчушку, какой он встретил сказительницу в первый раз. Что с тало с ней теперь? Смерть Зены изменила многое, но еще больше изменит ее жизнь, если Дахок вернет ее обратно.
Геракл всем сердцем был за то, чтобы снова увидеть синие глаза королевы воинов, но он категорически отказывался поддерживать Габриэль в ее стремлении заставить Дахока поработать на них. В этом его поддержала Ева, с которой они, собственно, и собирались встретиться с Габриэль, попытаться заставить ее понять весь ужас того, что она сделала и еще собирается сделать.
Он хотел окликнуть уходящую Еву, спросить ее, где она живет, проводить ее, чтобы никто не посмел нарушить ее покой, когда вдруг девушка обернулась и тихо сказала:
- А насчет Ареса ты неправ, Геракл… Он бы сделал невозможное, если бы смог. Но он лишился не просто любимой. Он лишился ее поддержки.
И она ушла, оставив опешившего Геракла стоять возле скамейки, на которой, всеми забытый, лежал свиток с витиевато выполненной записью о семи затонувших кораблях.